Александр Бабийчук - Человек, небо, космос

На шоссе остановили полупустой военный грузовик. Командир в белом полушубке, сидевший рядом с водителем, разрешил залезть в кузов. Километров через двадцать я сошел с машины, а воентехники поехали дальше.

Деревня, в которой размещался медсанбат, показалась мне слишком разбросанной. Словно ее только начали строить, и с разных концов. Но, увидев развалины на месте некоторых домов, сообразил, что почти половина населенного пункта разрушена. Должно быть, ее бомбили летом или осенью прошлого года.

Во дворах стояли побеленные для маскировки санитарные автобусы, двуколки и длинные фуры. Из хаты в хату перебегали медсестры в накинутых на плечи полушубках. По улице строем шла команда пожилых красноармейцев с топорами и пилами.

Мне указали хату, где можно узнать о доставленных ночью раненых летчиках. После долгих переговоров хмурый военврач 2 ранга велел молодому военфельдшеру проводить меня к Кузнецову и Шурыгину. И тут же заметил: у капитана раздроблена плечевая кость, о его перевозке из медсанбата не может быть и речи. Лейтенанта же, если не подтвердится, что у него сотрясение мозга, можно будет отпустить. Но не раньше, чем через три дня.

В хате, где находилось хирургическое отделение, лежало кроме наших товарищей еще пять раненых.

Капитан был бледен, ночью он потерял много крови. Левая рука уложена в шину, забинтована. У лейтенанта лицо в ссадинах. Когда он откинул одеяло и поднял нижнюю рубаху, я увидел на теле его кровоподтеки.

— Двигаться могу, да вставать не велят. Что-то меня все время подташнивает, — сказал штурман.

— А я из-за сломанной руки, кажется, надолго выбыл из строя, — уныло произнес командир эскадрильи.

Я пробыл в палате часа полтора. Капитан продиктовал мне рапорт командиру полка о ночном происшествии. Его заботило, будет ли вывезена разбитая машина. Возможно, ее еще удастся восстановить.

Пообещав через три дня снова приехать, я зашел еще раз к хмурому военврачу 2 ранга и отправился в обратный путь.

До Лесной дачи на попутных автомашинах и пешком добрался поздно вечером. На краю аэродрома увидел несколько красноармейцев и летчиков. Они снимали с грузовиков какие-то тюки и на салазках отвозили их в рощу.

— Приказано доставить боеприпасы и другие грузы нашим частям, окруженным в районе Ореховатки, — посвятил меня в тайну Савенков, руководивший работой.

Я доложил ему о своем прибытии, о состоянии здоровья Кузнецова и Шурыгина.

— Жаль, жаль, что комэск выбыл из строя… Идите, отдохните с дороги.

— Нет, я помогу.

…Выполнить новое боевое задание было поручено Попову, Константинову и Шевченко. Они вылетели без штурманов. Им предстояло идти на малой высоте, используя для маскировки овраги и леса.

Последним взлетал Шевченко. На прощание лейтенант помахал нам рукой. Не думал я, что в последний раз вижу этого красивого жизнерадостного парня. В эту ночь он пропал без вести.

3 февраля прибыли наконец техники, мотористы и работники штаба. Из Старобельска они за полтора дня прошагали 75 километров. Имущество полка под охраной небольшой команды осталось на железнодорожной станции. Из-за снежных заносов ни автомобильный, ни конный транспорт не мог доставить его на Лесную дачу.

Морозы не ослабевали. С наступлением сумерек по-прежнему разжигались «гончарки», самолетные моторы подогревались бензиновыми лампами. Холодно было и в хатах. Но с прибытием людей трудности уменьшались. Под руководством воентехника В. Ф. Филиппова специально созданная бригада занялась ремонтом неисправных самолетов. В одном из ближайших к аэродрому домов оборудовали обогревательный пункт, где в любое время можно было выпить горячего чая или кофе.

Я получил возможность съездить в пригород Лисичанска в санитарный отдел 37-й армии. Необходимо было добыть лекарства и медицинское имущество, чтобы обеспечить помощь летному составу в отсутствие медпункта и лазарета ВАО.

Мне повезло. Начальник санслужбы армии оказался на месте. Он только что вернулся из частей.

Андрея Ермолаевича Соколова я знал еще по предвоенным годам. Он был флагманским врачом ВВС Одесского военного округа. Кадровый авиационный врач, руководивший теперь санитарной службой общевойсковой армии, он, конечно, как никто другой, мог с пониманием отнестись ко мне, медицинскому работнику авиаполка.

Соколова я помнил изысканно вежливым, представительным, с полным, без единой морщинки лицом. Он умел слушать внимательно, не перебивая, отвечал обстоятельно, не торопясь.