Григорий Дольников - Летит стальная эскадрилья

На подходе к Рудным горам на высоте 2000-3000 метров появляется облачность - баллов 4-5 с небольшими разрывами. В окна облачных разрывов хорошо просматривается земля. По дороге на Прагу движутся наши танки.

Наконец под крылом Рудные горы. Облачность исчезла. Внизу извивается Влтава - хороший ориентир до Праги.

Привычно кручу в кабине головой - осматриваю пространство. Дмитрий держит связь с аэродромом, а при подлете к Праге - и с командным пунктом наведения. Получив информацию, в свою очередь он передает данные о наших войсках, движущихся по дорогам к столице Чехословакии с севера на юг.

И вот под нами Прага - огромный город, как бы разделенный на две части рекой Влтавой. В воздухе спокойно. На Пражском аэродроме вижу множество самолетов всех типов с фашистскими крестами, но ни один почему-то не взлетает. Не верилось, что враг сложил оружие, невольно захотелось спикировать да ударить по этим крестам и свастикам, но нельзя - приказано выполнять задание. Как потом оказалось, аэродром уже был захвачен нашими войсками.

На исходе дня в 20.00 на прикрытие Праги вылетела группа во главе с Михаилом Петровым. Ведомым у Миши шел Николай Кочкин, за ними - Григорий Синюта и Алексей Салынин, Борис Лихонос и Владимир Симковский. На смену им моя группа. У меня ведомым - Михаил Гулькин. Вячеслав Антоньев летел с Руденским, Григорий Патрушев с Анатолием Бяковым, Иван Кондратьев с Александром Жариным. Это был мой последний боевой вылет в Великой войне...

Посадку мы производили уже в сумерках, закончив полет в 21 час 33 минуты. Приземлились. И Прага, и последний боевой маршрут, и война эта - все оставалось позади. Высоко в небе строй за строем тянулись белые кучевые облака. Как хорошо в мире, боже ты мой, как просторно!.. Словно впервые я все так вот увидал. Впервые за долгие четыре года люди легли спать со словом "мир". Завтра должна была начаться новая жизнь, новая работа уже под мирным небом...

Назавтра после войны

Первые дни и недели мира были особенно непривычными. Как и прежде, мы вставали спозаранку, хотя действовал уже другой распорядок дня.

Нужно сказать, практического опыта по организации жизни коллектива боевого полка в мирное время никто из нас не имел, включая и руководство полка, выросшее в годы войны из рядового летного состава. И вот при составлении расписания занятий всякий раз решалась проблема: кто, чему и как будет учить. Большинство пилотов имели слабую теоретическую подготовку - летные-то школы заканчивали в годы войны на старой авиационной технике. А тут еще психологические нюансы. Многие опытные воздушные бойцы, прошедшие суровую науку побеждать, считали, что все они уже постигли и учиться им не у кого и нечему. Среди инженерно-технического состава было несколько человек с высшим инженерным образованием: полковые инженеры Николай Рубан, Гурген Бдоян, Василий Ковальчук. Но и они за военные годы многое из своих теоретических знаний поутратили, в чем-то поотстали. И все-таки именно инженеры составили ту группу, которая была призвана нас учить.

Хорошо организованной учебе мешало еще одно обстоятельство неопределенность, неизвестность будущего. Война окончилась, и по всем дорогам, еще перегруженным, еще перенапряженным, шли и шли с запада эшелоны с войсками домой, на Родину. Советские люди возвращались к домашним очагам, к земле, к станкам, к сотням разных профессий от одной общей - воина. Приказ о демобилизации ждали и многие мои однополчане.

В те дни и состоялось открытое партийное собрание полка. На повестке дня был один вопрос: "Итоги боевой и политической работы в боевой операции и задачи партийной организации в связи с окончанием боевых действий". Докладывал майор В. Козлов, заместитель командира по политической части. Я, помню, был членом партийного бюро, временно даже исполнял обязанности секретаря. Позже в архивах 100-го гвардейского отыскал протокол собрания. Вот из его памятного решения:

"Фашистская Германия безоговорочно капитулировала... Перед партийной организацией полка в связи с окончанием военных действий стоят новые задачи..."

Покоя в послевоенном мире не было и не могло быть. Мы знали, как агрессивны и мощны противостоящие нам силы, при всем том, что наша страна приобрела в мире и много новых добрых друзей. Уже на исходе войны Черчилль приказал фельдмаршалу Монтгомери собрать и хранить немецкое вооружение. По приказу американского президента были сброшены первые атомные бомбы на два японских города. Логика войны того не требовала. Это был удар по послевоенному миру. Вдали уже закипали метели "холодной войны". Нам угрожали.