Илья Штемлер: Звонок в пустую квартиру

Из коридора донеслись женские голоса. Выглянув, я увидел свет в дверях соседней палаты. Три женщины в домашних халатах как-то по-птичьи сидели на своих кроватях. Мое присутствие в это глухое вечернее время их удивило. Я спросил, есть ли у них немного соли: какая отварная курица без соли… Соль нашлась… Еще я спросил, знают ли они, кто лежит в соседней мужской палате? Женщины ответили, что лежит какой-то старичок, его привезли по «скорой», так и оставили убогого… Услышав от меня, что старичка зовут Александр Моисеевич Володин, женщины переглянулись между собой и безучастно пожали плечами. А когда услышали названия произведений, автором которых был «старичок», женщины заохали, не поверив. Как?! И «Осенний марафон»?! И «Пять вечеров»?! И «С любимыми не расставайтесь»?!. И… И… И… И такой человек в этой больнице, где крысы бегают во время врачебного обхода, сокрушались женщины. Где и простого валидола не докричишься. А все лекарства и постельное белье приносят из дома, кто может…

Так и не дождавшись пробуждения Саши, я отправился домой, оставив его под присмотром жалостливых женщин. С тем, чтобы завтра увезти его из этой больницы в более приличное место. А лучше, если позволит состояние, — домой. Как ранее увозил его из больницы ветеранов войны или из той же психоневрологической Бехтеревки…

А утром я узнал, что Александр Володин умер…

К сожалению, мне не довелось присутствовать на похоронах — через два дня я улетал в Америку, заранее купленный билет лежал в кармане. Но я, по возможности, принял участие в организации места для гражданской панихиды, бегая два дня между «Ленфильмом» и Большим драматическим театром. Конечно, время было не простое, безденежное, злое, даже телефоны были отключены за долги… В конце концов панихиду устроили в БДТ, теплую, печальную — прощались с человеком, духовным авторитетом нескольких поколений наших людей… Впоследствии мне с писателем Валерием Поповым доверили открыть мемориальную доску, водруженную благодаря режиссеру Александру Болонину, другу и почитателю покойного драматурга. На сцене камерного, интеллигентного театра «Остров» с неизменным успехом идут известные и малоизвестные пьесы мэтра.

Верна поговорка: «Пришла беда — отворяй ворота»… Самолет нес меня к другой беде, личной, семейной, к тяжко больной жене. Можно ли назвать женой ту, с которой состоял в разводе целых восемнадцать лет? Но ее серьезная болезнь как-то переосмыслила формальное понятие развода. Тем более что до развода мы прожили вместе двадцать шесть лет, вырастили дочь… Отдаю должное американской системе социальной помощи, но тем не менее она не может заменить участие близких людей, их безотлучное внимание. И в больничных условиях, и особенно в домашних, когда врачи уже опустили руки… Так складывалось, что я остался с ней один на один, дочь жила далеко от Нью-Йорка, в Калифорнии. Обстоятельства и работа не позволяли ей быть постоянно рядом с матерью, а определять больную в хоспис значило обрекать всех на моральные муки…

Вот мне и пришлось испытать себя в новом круглосуточном амплуа — медбрата, санитара, сиделки… В былые времена я уже был таксистом, проводником поезда, архивистом, коммерсантом и пр., что отразилось в моих книгах. Теперь же передо мной стояло наиболее тяжкое испытание — облегчить последние дни своей жены. Невозможно было сопоставить это измученное болезнью существо с той, которую я помнил, — красивой, умной, душой любой компании… И никогда я не мог предположить, что именно это ее беспомощное, обреченное состояние пробудит во мне НАСТОЯЩУЮ любовь. Особенно безысходную после ее смерти. Именно тогда меня охватило чувство тоскливого одиночества, куда более острого, чем испытанное мной за годы нашей совместной жизни. Какими мелочными выглядели все наши дрязги, взаимные недовольства прошлого! А ее слова, сказанные незадолго до последнего ухода: «Спасибо тебе за все», казалось, отпечатались в моей памяти особой интонацией любящей и во многом раскаявшейся женщины.

Так родился мой последний роман «Сезон дождей» — мой, личностный роман, отражающий в определенной степени мой опыт…

Жизнь — это цепь недооцененных в свое время горестных потерь. И думается, нет от этого рецептов — мало кого учит печальный опыт. Мы все, в определенном значении, рецидивисты, самонадеянные и бездарные ученики жизни…

Вот я и думаю — не окажусь ли вновь в жестких тисках будущего покаяния?! Оценю ли заботу близкой мне женщины, моложе меня на много лет, моложе моей дочери… Видеть на протяжении долгого времени рядом с собой красивую, молодую, преданную тебе женщину ввергает в ложное заблуждение, завышает самооценку. А совесть изнуряет мысль: в силу объективных причин ты уже не можешь дать этой молодости то, что дал бы ей другой, менее поживший на этом свете мужчина. Или это трусливое оправдание очередных эгоистических легкомысленных устремлений, будоражащих меня, несмотря на годы? Упуская простую вещь — осталось-то жить куда меньше, чем прожито. Стало быть, и ошибок необходимо делать меньше. Сколько раз, ночами, по телефону, мы обсуждали это с покойным Сашей Володиным, знатоком тайн человеческой души…