Наталья Громова - Ольга Берггольц - Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы

Не знаю, быть может, Олечка или кто другой записали и более точно…

Анна Андреевна, окончив говорить, села, и влюбленная в нее Олечка бросилась целовать ей руки" [108] Белкина М. Скрещение судеб. М., 2008. С. 389–392. .

Те весенние дни 1946 года были одними из самых счастливых для Ольги Берггольц. Ахматова, Пастернак и она дышали одним воздухом, чувствовали одно и то же. Ольга, вернувшись из Москвы, под впечатлением от дружеской встречи с Пастернаком, немного влюбленная в него (он даже предложил перейти на "ты"), пишет ему нежное письмо, рассказывает, как много он значил для нее и ее Коли и с каким упоением они читали его стихи.

В планах Ольги – большая статья об Ахматовой. "Думала, что вчера и сегодня закончу статью об Анне Андреевне, – куда там, – писала она в дневнике от 15 мая 1946 года. То с Таней Герман равнодушно говорила о Коле, то Ленка Катерли [109] Герман Татьяна Александровна (1904–1995), третья жена Юрия Германа; Катерли Елена Иосифовна (1902–1958), писательница. – очень ограниченное существо – сидела, – ну а я-то, я-то при чем? И так прошел весь день… и совсем уже было нехорошо, и совсем уже невозможно было взяться за А.А., – потому что это требует души строгой, отреченной, чистой, свободной от всего этого мусора".

Постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград", вышедшее 14 августа 1946 года, разрушило надежды советской интеллигенции на смягчение режима, что был установлен в конце тридцатых годов. В первые послевоенные годы в печати появилась настоящая "окопная проза" Виктора Некрасова, повести Эммануила Казакевича и Веры Пановой, которые отличала подлинная, живая интонация. Готовилась к выходу вторая серия фильма Сергея Эйзенштейна "Иван Грозный", где было явлено страшное лицо опричнины. Все это, казалось, свидетельствовало о том, что приходят новые времена.

Но постановление положило конец иллюзиям. Его тринадцать директивных пунктов сводились не только к искоренению "отдельных недостатков" в литературе (на примере творчества Ахматовой и Зощенко) – это был внятный сигнал интеллигенции, что страна возвращается к борьбе с внутренними врагами. Что отныне послевоенные надежды на потепление идеологического климата напрасны.

В постановлении, в частности, говорилось: "…Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, "искусстве для искусства", не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе".

От всех писательских организаций требовались выступления с поддержкой постановления и разоблачением Ахматовой и Зощенко.

"Очень много совещаний, – записывает в дневнике Всеволод Вишневский от 18 сентября 1946 года. – Вчера общемосковское собрание писателей. Слух о том, что гр. Ахматова застрелилась" [110] РГАЛИ. Ф. 2587. Оп. З. Ед. хр. 21. .

В эти дни Ахматова перестала выходить из дома, оттого и возникли слухи, что она покончила с собой. После постановления ее исключили из Союза писателей, лишили продуктовых карточек. Раневская, бросившаяся ей на помощь, вспоминала: "…я помчалась в Ленинград. Открыла дверь А.А. Я испугалась ее бледности, синих губ. Молчали мы обе. Хотела ее напоить чаем, отказалась. В доме не было ничего съестного. Я помчалась в лавку, купила что-то нужное, хотела ее кормить. Она лежала, ее знобило. Есть отказалась… Потом стала ее выводить на улицу, и только через много дней она сказала: "Скажите, зачем великой моей стране, изгнавшей Гитлера со всей техникой, понадобилось пройти всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?"" [111] Цит. по: Черных В. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. 1889–1966. М., 2008. С. 421. .

Для Ольги Берггольц участие в собраниях, где "разоблачают" Ахматову, было невозможно. Наоборот, она делает все, чтобы помочь ей. В их общем с Макогоненко доме собирается сложившийся в эти годы круг друзей, в том числе Евгений Шварц и Юрий Герман. Сюда часто приходит и Ахматова. "Мы сидели за столом маленькой комнаты, – вспоминал Макогоненко, – в которой весело потрескивал камин и тепло горели свечи. Анна Андреевна всегда устраивалась поближе к камину и зябко куталась в теплую шаль.