Уже выйдя на свободу, не вполне еще здоровый Дьяконов писал Николаю Молчанову: "Я уже больше месяца дома… И, по своему убеждению и совету врачей, стараюсь не обращать внимания на слышимые мною голоса, так я все-таки не смог понять, отчего я стал слышать эти голоса и почему у них столь садистский антисоветский характер…" [73] РГАЛИ. Ф. 2888. Оп. 1. Ед. хр. 1368.
Мать Леонида в письме Молчанову проклинает Ольгин роман "Журналисты", который принес им столько бед. Но именно на показаниях Дьяконова строилось следствие по делу Берггольц, от чего ей было особенно больно…
Вместе с Дьяконовым арестовывают товарища Берггольц и Молчанова поэта Игоря Франчески. Он был племянником художника и музыканта Михаила Матюшина, сподвижника Маяковского, Хлебникова. Матюшин был женат вторым браком на поэтессе Елене Гуро. В его ленинградском доме, когда Игорь Франчески приезжал из Кирова, часто бывали Ольга Берггольц и Николай Молчанов. Квартира, занимаемая Матюшиными, помещалась на втором этаже двухэтажного деревянного четырехквартирного дома, фасадом выходящего на Песочную улицу.
Игоря Франчески подвергли многосуточным конвейерным допросам (следователи менялись через два часа, а подследственных держали на ногах по трое суток), пытали голодом, избивали и унижали. Впоследствии он написал пронзительное стихотворение "Поэма о боли".
Причинить вам боль может каждый твердый предмет.
Причинить вам боль может каждый мягкий предмет.
Даже стул, у которого спинка есть.
Даже стол, у которого спинки нет.
Карандаш, калоша, вода, стакан,
Папироса, если тверда рука.
Если злобный зверь в человеке сидит,
Если дьявол принял человеческий вид.
Словом можно ласкать, молить.
Слово можно для пытки употребить.
Слово в ухо можно вбивать, как клин,
Если этих много, а ты один!
Все предметы по-своему хороши,
Но длинней всякой боли – боль души.
Потом, когда Ольга Берггольц была арестована, некоторых членов кировской "литературной группы" возили в Ленинград на очные ставки с ней. Забегая вперед, скажем, что дело вятских литераторов рассыпалось, как и "дело Берггольц". Арестованных спасла "пересменка", наступившая после отстранения Ежова и прихода на его место Лаврентия Берии.
1–2 апреля 1939 года в Кирове состоялась выездная сессия военного трибунала Уральского военного округа, рассмотревшая дело по обвинению членов "литературной группы".
Игорь Франчески вспоминал: "Объявили – суд идет! Все встали. Объявили состав суда. У всех у нас была 58-я статья, причем такие вещи, как подготовка покушений, терроризм, за что меньше 25 лет по тому времени не давали. А то и высшая мера, которой нас уже несколько лет пугали. Прочитали обвинительное заключение, стали спрашивать. Вначале Алдана:
– Признаете себя виновным?
– Признаю.
Спрашивают Решетникова, он тоже признал. Спрашивают Лубнина, а он в ответ – нет, не признаю! Я тоже отказался признавать свою вину. В зале шум начался, кировские следователи чертыхаются потихоньку".
Из протокола допроса Франчески: "Все обвинения я отрицаю. Мне сказали, показания из меня выколотят. Выколотили через сутки. Били по лицу, давали пощечины, били галошей. Я не хочу быть трусом. Лучше умереть. Я оговорил Дьяконова, Берггольц, Решетникова".
Из протокола допроса Лубнина: "Меня оклеветал Алдан. Следствие не принимало никаких объяснений. Следствие верило Алдану, находясь под гипнозом его показаний. Он все врет и все путает. Меня били жестоко. Не давали спать. Моя задача была – дожить до суда".
Отказались признать вину также Акмин и Колобов. Алдан-Семенов вначале заявил, что "оказался в полном одиночестве среди своих соучастников, но могу только подтвердить свои прошлые показания". Спохватился он на следующий день, 2 апреля: "Мои заявления на предыдущем следствии и на вчерашнем заседании являются клеветническими. В течение двух недель мне говорили только: "Кайся, сволочь!", "Сознавайся, сволочь!", "Голову повернем тебе задом наперед! Мы добьемся показаний кровью и расстрелом!" Грозили, но не били".
Суд продолжался. Приговор – "Колобова, Лубнина, Франчески из-под стражи освободить немедленно и дело в отношении их прекратить. В отношении остальных дело возвратить на доследование" [74] Цит. по: Прозорова Е. «Длиннее всякой боли – боль души…»
.
После доследования приговор по делу вятских литераторов был вынесен 20 июня 1939 года: Акмину – шесть лет, Васеневу – пять лет заключения, Решетникову и Алдану – по десять лет. В 1940 году Решетникову скостили срок до шести лет, в отношении Акмина и Васенева дело за недоказанностью прекратили. Алдан-Семенову тюрьму заменили на лагерь, но срок сохранили.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу