Дороти Карузо - Энрико Карузо - легенда одного голоса

Они обсуждали мое предложение еще час, а потом сказали, что оперировать вообще бесполезно. Я умоляла их сделать опе­рацию, но они не слушали меня. Они отказались сделать даже переливание крови. Согласились только с тем, что нужно дать кислород. Каждой клеткой своего тела я трепетала за его жизнь, как это было в ту долгую ночь в Нью-Йорке. Я стояла около него на коленях. Шли часы... Доктор стал считать пульс. Я услышала, как стенные часы пробили девять. Энрико открыл глаза и посмотрел на меня.

— Дора Я... хочу. пить.

Он закашлялся.

— Дора они.. снова будут резать?

Он начал задыхаться.

— Рико, родной. Не бойся. Все будет хорошо.

— Дора я ....не... могу вздохнуть.

Я увидела, как закрылись его глаза и упала рука. Закрыв ли­цо руками, я подумала:

— Наконец-то ему хорошо.

Мне хотелось выйти на воздух, но я знала, что меня никто не поймет. Откуда-то неслись звуки рыданий. Бормоча молитвы, вошли две монашки. Я поднялась и вышла, боясь оглянуться назад.

Я ушла в соседнюю комнату, где сидела Брунетта, старав­шаяся скрыть свои слезы. Какие-то плачущие люди выходили ко мне из комнаты Энрико. Они молчали, и я не знала, кто они такие. Какой-то священник сел рядом со мной и спросил, не может ли он сделать что-нибудь для меня. Он сказал, что мно­го лет знал Энрико и очень его любил. На следующее утро из Сорренто приехала баронесса Авеццана. Она купила мне длин­ную креповую вуаль. Я сказала ей, что Энрико перенесли вниз, в зал отеля, и что у меня не хватает мужества увидеть его еще раз, чем очень недоволен Джованни. Я даже не в состоянии пла­кать, и могут подумать, что я бесчувственна и холодна. Баронес­са поняла меня и сказала, что пойдет в зал, а затем скажет, что мне делать. Вернувшись, она рассказала, что Энрико усыпан прекрасными цветами и кажется спокойно спящим. Но в то же время она выразила мнение, что Энрико наверняка предпочел бы, чтобы я запомнила его таким, каким он был — полным жиз­ненной силы и искусства. Весь Неаполь говорит о том, — про­должала она, — что король предоставил для погребения дворцо­вую базилику в церкви «Сан Франческо ди Паола». Это была большая честь, так как там хоронили только членов королев­ской семьи. Я одна во всем городе отнеслась к этому безразлич­но. Там было много королей, но будет только один Карузо. Хо­тя я знала, что он лежит мертвый внизу и что толпы людей при­ходят посмотреть на него в последний раз, я не верила тому, что он никогда больше не войдет ко мне и не скажет с улыбкой:

— А, ты здесь, моя Дора!

Я ждала, когда он очнется от своего беспробудного сна.

В день похорон жизнь города замерла. Флаги были приспу­щены, магазины закрыты, на их дверях было написано: «Lutto per Caruso» («Траур по Карузо»). В одиннадцать часов раздался погребальный звон, и я впервые вышла в свет без Энрико. Его мачеха, брат и старший сын ждали меня. На площади перед церковью солдаты с трудом сдерживали огромную толпу. Когда я вышла из экипажа, двое солдат вынуждены были проклады­вать мне дорогу. Огромные деревянные двери церкви были за­крыты. Солдаты застучали в дверь прикладами ружей, а толпа закричала: «Дорогу вдове!»... В конце длинного прохода у алта­ря стоял высокий катафалк, заваленный цветами. На нем я увидела небольшой гроб. Под звуки органа я прошла на свое место. Началась месса...

Когда я выходила из церкви, яркий солнечный свет ослепил меня. Какой-то незнакомый человек подал мне руку, чтобы помочь сойти со ступенек. Джованни ударил его по руке и ска­зал так, чтобы все могли его слышать:

— Ты забрал у меня брата и хочешь забрать сестру?

Он залился слезами и закрыл лицо платком с черной каймой. В экипаже на пути к кладбищу он перестал плакать вытер свое раскрасневшееся лицо и лоб под шляпой.

— Прекрати представление, — сказала ему мачеха, и они на­чали яростно ссориться.

Все в зелени и цветах лежит на окраине Неаполя кладбище «Дель Лланто». Именно там, в часовне, предоставленной нам пока не будет построена собственная, я оставила Энрико.

Я не вернулась в отель, а направилась в тихую гостиницу

Бертеллини, где меня ждали Марио, Брунетта и Нэнни. Глория встретила меня у дверей. К плечикам ее белого платьица были приколоты два крошечных черных банта. Было отрадно смот­реть на небо и море и не слышать никаких звуков, кроме голо­сов моих дорогих слуг и ребенка. По вечерам Брунетта сидела около меня, шила и молчала, если я не заговаривала с ней. Ма­рио накрывал для меня стол в одной из небольших комнат. В этой комнате обитала маленькая мышка, которой я бросала крошки. Я хотела приучить ее брать пищу из моих рук и каждый вечер бросала крошки все ближе к стулу, на котором сидела но она боялась отбегать далеко от норки...