МАНДЕЛЬШТАМ Н.Я. Вторая книга. Стр. 173—174.
«В чувствах к Набокову Ирину с самого начала поддерживала ее мать. „Если он тебя любит, значит, пусть не сразу, но ты сумеешь увести его от нее“ (ШИФФ С. Вера. Миссис Владимир Набоков. Стр. 124). „Подозрения <���…> подтвердились до мельчайших подробностей в анонимном письме на четырех страницах <���… > Вера была убеждена, что письмо послано матерью Ирины и, вероятно, для того, чтобы ускорить распад семьи“ (Там же. Стр. 118). „Мадам Кокошкина была не так очарована Владимиром, как его дочь. Эта опытная дама считала Набокова блестящим писателем <���…>, однако человеком ненадежным“ (Там же.
Стр. 119).
«Слезы струились по щекам Владимира, когда он признавался ее матери, что не может без Ирины жить» (Там же. Стр. 120). «Мать Ирины <���этому ничуть не удивилась, она> как раз предсказывала, что Вера станет „шантажировать мужа и не отпустит его“». «По описаниям Владимира, в семье творилось такое, что он боялся, как бы для него это не кончилось сумасшедшим домом. Вера впоследствии яростно отрицала, что у них когда-либо случались скандалы. Она готова была поклясться, что сцен – о которых с сожалением пишет муж и которые Ирина и ее мать старательно записывали с его слов в дневники – вовсе не случалось» (Там же.
Стр. 123).
Чтоб не скучать, Вера училась у Владимира ремеслу. У него был свой бизнес, у нее – свой: тонко и скрупулезно приводила видимость их жизни в соответствие с ее представлениями, какой она должна была быть.
«Не хочу сказать ничего плохого о маме, но и она тут была очень виновата. То она устраивала какие-то глупые сцены Б.Л., например, звонила, что я заболела из-за него, когда у меня был простой грипп, то возмущалась его жестокосердием, когда он два или три дня не мог прийти. „Я люблю вашу дочь больше жизни, Мария Николаевна, – говорил Б.Л. маме, – но не ожидайте, что внешне наша жизнь вдруг переменится“. Конечно, мамой руководило святое материнское чувство, ей хотелось для меня настоящего счастья, как она его понимала. Ей казалось, что это не дело, когда он приходит ко мне как муж, а потом уходит и может два дня не приходить».
ИВИНСКАЯ О.В. Годы с Борисом Пастернаком.
В плену времени. Стр. 33.
«…ее мать кричала в телефонную трубку, что мой муж негодяй и мерзавец, что ее дочь забеременела от него» (Борис Пастернак. Второе рождение. Письма к З.Н. Пастернак. З.Н. Пастернак. Воспоминания. Стр. 341—342). В таких случаях, наверное, лучше уж драться, таскать за волосы: что объясняют только слова? А кричать тогда уж на дочь, раз она беременеет от мерзавцев. Но это Ивинские заводят нас совсем уж на какие-то периферии нашей истории, здесь уже совсем не Лара. «Опять звонила мать. На этот раз она говорила с Борей. Она утверждала, что он погубил ее дочь… » (Там же. Стр. 343).
Когда карта о рождении «ему» ребенка разыгралась (карты пришлось бросить под стол и распечатать новую колоду), несдающаяся Ивинская все-таки каких-то детей продолжала использовать – своих: сомневаться не приходилось, что всякие дети были болезненным местом Зинаиды Николаевны. «До меня доходили слухи и сплетни, очень плохо характеризовавшие эту даму. <���… > Главная ее политика заключалась в распространении лживых слухов, и даже ее дочка и сын ни с того ни с сего оказались детьми Пастернака. Когда я приезжала в город, сейчас же раздавался звонок и просили дочку Пастернака Ирину. Тогда я вообразила, что он их усыновил, но это было бы незаконно, так как для этого нужно было иметь мое согласие. Видимо, это делалось с целью поссорить меня с Борей и разлучить нас. Это было похоже на дурной сон… » (Там же. Стр. 359—362).
Само по себе замечательно, что матери пекутся о дочерях. Плохо то, что потенциальных мужей, мужчин они считают не людьми, а только средством достижения их лютиками каких-то определенных целей. Отношения к мужчинам жесткое, бездушное, бесчеловечное.
В семействе Лурье все благополучно. Самый умный из семьи брат Сеня пристроил Женечку, намекнул Боре Пастернаку, что ему надо жениться – тому тоже вроде было время, и Женя ну чем могла бы не подойти – брак совершенно удался. Но может, Женя заслуживает чего-то лучшего?
«Мама (мать Евгении Владимировны), развивая свою затаенную мысль (чтобы тебе с мальчиком за границей остаться), неожиданно порекомендовала мне, как более, чем ты, уступчивому, переехать к вам, бросить писать (какая, дескать, от этого радость) и заняться чем-нибудь другим, ну, скажем, коммерцией».
Читать дальше