Феликс Юсупов - Мемуары (1887-1953)

Обед поистине царский ждал меня назавтра в отеле «Кларидж», где махараджа со свитою занимали целый этаж. Индус-адъютант стоял в холле, двое – у лифта на входе и выходе, еще двое распахнули двери в махараджевы апартаменты и ввели меня в гостиную, где был сервирован стол на две персоны.

Пришел я в «Кларидж» в час. Ушел в шесть. За это время выдержал я самый что ни на есть экзамен. И о чем только не спросил махараджа: о политике, философии, вере, любви, дружбе. Обо всем спросил.

Сперва пожелал узнать, монархист я или республиканец. Отвечал я, что – монархист и убежден, что только такая форма правления способна обеспечить моему народу счастье и процветание.

– Вы верите в Бога? – спросил тогда махараджа.

– Да. Верю. Я православный. Но не считаю православие важнее прочих конфессий. Пути к истине, на мой взгляд, различны. Но все равно хороши, ежели озарены любовью к Богу.

– Вы философ?

– Философ. Философия моя, как вера, проста: слушайся сердца прежде разума. И жизнь я принимаю как есть, не мудрствуя лукаво. Мой любимый философ – Сократ. Высшая мудрость в его словах: «Я знаю, что ничего не знаю».

– А как, – продолжал махараджа, – вам видится будущее России?

– Россия, по-моему, распята, как Христос. И так же воскреснет. Но силой не оружия, а духа.

Махараджа, ни слова на то не сказав, перешел на другое. Внимательней всего он выслушал мое мнение о любви и дружбе:

– О них, по-моему, все сказали, но говорить будут до скончания мира. Трудно определить, где кончается дружба и начинается любовь. Но дружба, любовь ли, главное в любом подлинном чувстве – взаимное доверие и самоотдача. А устанавливать, что можно, а что нельзя в отношениях двух существ, – глупость. По-моему, каждому – свое.

Интерес его ко мне временами пугал меня, но и меня тянуло к махарадже взаимно. Эта тяга объяснялась, видимо, странным его обаянием, то исчезавшим, то вновь возникавшим за долгие годы знакомства нашего, пока жив был странный индус.

Оказалось, он терпеть не может собак. Когда он в первый раз приехал к нам ужинать, то, не успев выйти из автомобиля, вступил в схватку с нашими мопсами. Собачонки с яростным тявканьем бросились на него, решив стоять насмерть, но в дом махараджу не пускать. Махарадже в тот день не везло. За ужином подали телячье жаркое. Гость к нему не притронулся. Совсем мы забыли, что корова для индусов священна.

Когда сам он устраивал званый ужин, гостей кормил привычными вещами, но если звал и меня, то угощал тем, что ел сам. Притом усаживал меня на почетное место, кто бы на ужине ни присутствовал.

Однажды соседом моим за столом оказался министр его, величественный белобородый старец. Он стал расспрашивать меня о семейных корнях. Я и скажи, что ведем мы свой род от пророка Али. Тотчас старец вскочил, встал за моим стулом и так и простоял до конца ужина. Я был поражен и сконфужен. Махараджа, видя мое смущение, объяснил, что министр принадлежал к секте поклонников пророка Али, а для члена секты всякий потомок пророка Али непременно священен. Моя канонизация явилась для меня полной неожиданностью. Ей-Богу, я и в бреду о таком не помыслил бы!

Накануне своего отъезда махараджа позвал меня на прощальный ужин. На сей раз ужинали мы тет-а-тет, и захотелось ему нарядить меня индусским принцем. Он привел меня в гардеробную и открыл шкаф. Ахнув, увидал я море расшитых шелков и парчи золотой и серебряной.

Он просил меня надеть парчовое серебряное облачение, шаровары тончайшего белого шелка и чалму. Чалму он собственноручно навил мне на голову. Потом слуги принесли шкатулки с украшениями. Меня драгоценностями было не удивить, и все ж обомлел я, увидав эти жемчуга и брильянты. А таких совершенных изумрудов с куриное яйцо я и представить себе не мог.

Хозяин мой приколол мне к чалме брильянтовый аграф и надел на шею гладкие изумрудные бусы, перевитые жемчужными нитями.

Я посмотрел на себя в большое зеркало... Так бы и смылся теперь с баснословным состоянием на себе самом! Что бы сказали прохожие... и полицейские?

Махараджа прервал мои размышления.

– Если вы, ваше сиятельство, согласитесь последовать за мной в Индию, все эти драгоценности будут ваши.

Ей-Богу, «тысяча и одна ночь»!

Я ответил, что бесконечно благодарен ему за предложение столь щедрых даров, но, к величайшему своему сожалению, вынужден отклонить его, ибо связан обязательствами семейными и деловыми.

Он молчал и смотрел на меня. В тот миг, показалось мне, он был таков, каков есть: сатрап гордый, властный и взбалмошный, а не ровен час, и жестокий.