Юлий Малис - Николай Пирогов. Его жизнь, научная и общественная деятельность

“Лицей и публика! Вы, верно, не угодите лицею, если будете помещать дребедень в фельетоне или сделаете его газету лавочной вывеской. Лицей хочет говорить о деле. Он хочет доказать, что он не просто только рассадник чиновников двенадцатого класса. Приняв на себя издание газеты, он желает доказать перед правительством, что он не понапрасну считается высшим образовательным учреждением целого края, а что все интересы, все потребности края ему близки к сердцу”.

Далее идут следующие прекрасные строки:

“Вспомните, что “Одесский вестник” может попасть в руки и великоросса, и малороссиянина, и молдавана, и грека, и еврея. Вспомните, что Одесса живет пшеницей, что степь – плохой проводник убеждений и просвещения. А убедить людей, даже и не степных, что и пшеница, и интересы разноплеменных типов, и все на свете может быть приводимо и даже может быть приведено к одному знаменателю, нелегко. Вспомните, что великое слово “вперед”, столь одушевлявшее солдат Суворова и Блюхера, не на всех действует так же магически. Есть еще много на свете господ, и степных, и столичных, которые не только не знают, что можно и должно идти вперед, но и вообще не знают, что всякий из них, как-нибудь, да идет вперед ли или назад”.

Избегая давать какие-либо советы, Пирогов хотел лишь обратить внимание редакторов на трудность их нового дела, “во всеуслышание пожелать успеха”.

“Я сравниваю вас, господа редакторы, с артистом, выступающим на сцене перед разнохарактерной публикой. Его публика так же, как и ваша, занимает и партер, и ложи, и раек. Если артист – человек с талантом и призванием, то станет ли он своею игрою заискивать благоволения у сидящих во всех ярусах и рядах, вверху и внизу? Истинный талант и истинное искусство привлекают, не спускаясь”.

Из этого письма читатели убеждаются, как широко смотрел Пирогов на роль газеты. Но он не ограничился одними благими пожеланиями. В “Одесском вестнике” появлялись статьи его самого и, по призыву его, многих учителей из всех концов округа, так что газета приобрела действительно серьезный оттенок. По поводу одной статьи, робко намекавшей на невыгоды несвободного труда, Пирогову пришлось даже открыто в том же “Одесском вестнике” защищаться от инсинуаций другого местного органа и заявлять, что по смыслу закона цензор не должен читать того, что прямо не написано у автора.

Из статей, помещенных Пироговым в “Одесском вестнике”, остановимся на одной – “Быть и казаться”, которая красноречиво доказывает, как щепетильно он относился к своим обязанностям попечителя, и освещает его взгляды на дело воспитания. Ученики второй одесской гимназии, подражая студентам лицея, пожелали устроить спектакль с благой целью – помочь товарищам. Требовалось разрешение попечителя, которое по бывшим прецедентам и последовало. Тем бы дело и должно было кончиться. Но у Пирогова, по его словам, возник нравственно-педагогический вопрос: можно ли позволять молодым людям, чтобы они прямо со школьной скамьи выступали на сцене и представлялись действующими лицами перед публикой? Мелкий на первый взгляд вопрос о разрешении спектакля вырос таким образом до принципиального, который беспокоил Пирогова, но который он должен был себе разрешить. Не будучи педагогом по профессии, откровенно и часто сознаваясь в этом, Пирогов тем не менее глубоко вдумывался во все встречавшиеся ему случаи педагогической практики и старался исчерпать вопрос. В этом сказалась немецкая основательность дерптского профессора. Свои сомнения в пользе таких зрелищ, развивающих в неопределившемся еще ребенке искусство притворяться и знакомящих его с наукой “быть и казаться”, Пирогов выразил в прекрасной статье под тем же заглавием. Нельзя не согласиться с грустными словами автора, что “и не выходя на театральную сцену, на одной сцене жизни ребенок скоро научится лучше казаться, чем быть”. Мир фантазии и действительность в глазах ребенка – говорит автор – составляют одно целое. В его душе нет этой двойственности, этого разлада между быть и казаться. Он вполне живет в мире сказочном. Совсем не то на сцене, когда ребенок прекрасно знает, что он играет чужую, не свойственную ему роль и, следовательно, притворяется. Оберегая душу ребенка, Пирогов считает профанацией вводить мальчика в нездоровую атмосферу подмостков, оваций и похвал со стороны снисходительных ценителей и судей. Отсюда – казаться и быть. От театральной сцены к школьной, к пресловутым экзаменам, один только шаг. “Но не лучше выставок детей на паркете и театральной сцене и публичные выставки на сцене школьной. Это тоже театр в своем роде. Да еще на театре выставляется, по крайней мере, то, что должно быть выставлено: искусство притворяться и великий дар заставлять себя чувствовать по собственной воле. А на публичных экзаменах выставляется напоказ знание, которого истина и значение ничем столько не оценяются, как скромностью”.