Юлий Малис - Николай Пирогов. Его жизнь, научная и общественная деятельность

В первой половине ноября Пирогов прибыл в Севастополь.

“Я никогда не забуду, – рассказывает он, – моего первого въезда в Севастополь. Это было в позднюю осень в ноябре 1854 года. Вся дорога от Бахчисарая на протяжении 30 верст была загромождена транспортами с ранеными, орудиями и фуражом. Дождь лил как из ведра, больные и между ними ампутированные лежали по двое и по трое на подводе, стонали и дрожали от сырости; и люди, и животные едва двигались в грязи по колено; падаль валялась на каждом шагу, из глубоких луж торчали раздувшиеся животы павших волов и лопались с треском; слышались в то же время и вопли раненых, и карканье хищных птиц, целыми стаями слетавшихся на добычу, и крики измученных погонщиков, и отдаленный гул севастопольских пушек. Поневоле приходилось задуматься о судьбе наших больных; предчувствие было неутешительно. Оно и сбылось”.

Вся масса раненых отправлялась из Севастополя главным образом в Симферополь, составлявший узловой пункт всех дорог от осажденного города. Госпитальных помещений Симферополя не хватило на огромное количество раненых, и последние были размещены в оставленных казенных зданиях и частных домах. Несчастные, наполнявшие дома, были лишены почти всякого ухода. Многие валялись без матрацев, на грязном полу, без всякого присмотра. Воздух был страшно испорчен. Недоставало людей, чтобы хоть немного привести этот невообразимый хаос в порядок. Для того чтобы упорядочить положение этих несчастных и уход за ними, Пирогов оставил первую партию сестер в Симферополе и занял этих сестер госпитальным уходом.

Прибыв в Севастополь, Пирогов ввиду наступившего затишья в осаде занялся разборкой раненых под Инкерманом, находившихся в севастопольских госпиталях в числе около 1500 человек. Здесь он впервые стал применять свою гипсовую повязку для поврежденных конечностей, которые можно было надеяться спасти и сохранить, не прибегая к ампутированию.

С самого начала осады главный перевязочный пункт был устроен в прекрасном по архитектуре и положению на берегу залива доме Севастопольского дворянского собрания. Просторные, изящно отделанные танцзал, буфет и бильярдная комната собрания были превращены в операционные и перевязочные.

“До этой минуты, – рассказывает Пирогов, – мне не случалось почти совсем быть в столкновении с обер-медиками; но когда я взял на себя попечение о главном перевязочном пункте и о всех госпиталях, сейчас же начались разные контры между мною и администрацией. Теперь никто не может себе представить всю отвратительность и тупоумие тогдашнего официального администрировавшего медицинского персонала. Эти господа сразу смекнули, куда поведет учрежденный мной нравственный присмотр и контроль административного попечения над руководителями госпитальных порядков. Дела эти поручены были мной сестрам, женщинам и моим собственным помощникам. Это смутило господ администраторов, и они стали громко роптать на превышение власти с моей стороны, и только благодаря благосклонному вниманию генералов Сакена и Васильчикова я обязан тем, что несмотря на все интриги за сестрами был удержан весь надзор в госпиталях. К. М. Бакунина вела все дела присмотра за уходом больных с таким тактом, энергией и совестливостью, что полученный успех оказался блестящим и для всех здравомыслящих людей неоспоримым.

Все, что удерживали и не выдавали, и теперь еще старались удерживать; но Бакунина, пунктуально исполняя мои и других медиков предписания, настоятельно вытребовала недоданное. Неудивительно, что подобное вмешательство и такая деятельность женщин не могли быть приятны господам командирам и официальным инспекторам”.

Пирогов первым выработал прекрасную систему сортировки раненых в тех случаях, когда они поступали на перевязочный пункт сотнями. До того на перевязочных пунктах господствовал страшный беспорядок и хаос. Система Пирогова состояла в том, что прежде всего раненые разделялись на четыре главные категории. Первую группу составляли смертельно раненные, безнадежные, которые поручались священнику и сестрам милосердия; этим страдальцам сестры старались доставлять последний уход и предсмертные утешения. Во вторую категорию входили раненые, требующие безотлагательной помощи тут же на перевязочном пункте. Третья категория обнимала собой тех, которые подлежали операциям на следующий день или позднее, а пока, следовательно, должны были быть отправлены в госпиталь. Наконец, четвертая категория включала в себя легкораненых, которых перевязывали и отправляли обратно в части. Благодаря введению такой весьма простой и разумной сортировки рабочие силы не разбрасывались и дело помощи раненым шло быстро и толково.