Самое яркое воспоминание его жизни после детских лет – это Италия. Всего больше нравился Андерсену Рим, а затем Неаполь. В Неаполе восхищала его несравненная красота места, южное море, горы и Везувий. В Риме же поражало все, начиная с грандиозного величия древности и кончая уличной жизнью. Общество художников, известное своим радушием ко всем национальностям, приняло его прекрасно. Он примкнул к скандинавскому кружку, и здесь впервые проснулось в нем сознание общности датчан со шведами и норвежцами. Нигде не веселился Андерсен так, как в Риме в кругу художников. В общей сложности он провел там месяцев шесть, в том числе и дни Рождества и карнавала. Красота места, теплые южные ночи, итальянская живость и милая артистическая непринужденность художников – все его восхищало. Он участвовал в веселых попойках художников, сочинял застольные песни, играл видную роль при организации праздников – словом, всей душой отдавался веселью. В Риме поэт приобрел немало друзей, но больше всего сошелся со скульптором Торвальдсеном. Они подружились как-то сразу и навсегда сохранили друг к другу самые теплые чувства. Торвальдсен был значительно старше Андерсена, но это не мешало их близости. Мало кто выказал Андерсену столько участия, как его знаменитый соотечественник. Но для того чтобы дать настоящую оценку их отношениям, следует вернуться несколько назад.
Уехав из Дании, Андерсен долгое время не имел с родины ни одного письма; это его очень огорчало. Первое, что получил он из Дании после целого месяца пребывания в Париже, была посланная ему кем-то вырезка из газеты с анонимными стихами самого обидного содержания. В них говорилось между прочим о том, что, прежде чем ехать в чужие края, Андерсену следовало бы поучиться родному языку и еще кое-чему. Его насмешливо призывали на родину, утверждая, что за границей некому слушать его скучных стихов, и так далее.
Можно себе представить, какое впечатление произвел на Андерсена этот первый привет с любимой родины. Он был совершенно подавлен. Но новизна впечатлений, сочувствие окружающих, а главное, живой родник фантазии, который еще только пробивался наружу из его ума и сердца, – все это спасло его и не дало ему окончательно упасть духом.
Еще живя в Париже, Андерсен задумал новую вещь, которую дописал в Швейцарии. То была поэма на сюжет датской народной песни «Агнета и водяной». Окончив поэму, он послал ее в Данию, где она вскоре была напечатана и встречена очень холодно. Живя в Италии, Андерсен получил письма от нескольких друзей. Все писали ему приблизительно одно и то же. В последнем произведении его не нашли ничего нового, а между тем ожидали заметить влияние путешествия. Эта поэма имела все недостатки его прежних стихов и так далее. Все заканчивали свои письма просьбой поменьше писать и всецело отдаться впечатлениям путешествия. «Нельзя столько писать, – говорил один из его друзей. – С вашей стороны непростительный эгоизм описывать свои путевые впечатления. Оставьте заботу о деньгах (?) и о писательстве. Все одного мнения о вашей новой поэме, и сочувствие к ней очень слабо», и так далее.
Эти письма производили на Андерсена удручающее впечатление. После каждого из них он становился мрачнее тучи, и, видя его печальным, римские друзья спрашивали у него: «Что, опять получили письма с родины?» «Я бы на вашем месте не обращал на них внимания», – посоветовал ему раз Торвальдсен. Когда же Андерсен рассказал про анонимное стихотворение, полученное им в Париже, Торвальдсен гневно сжал зубы и сказал с сердцем:
– Да, да, знаю я, каковы они там на родине! Если бы я не уехал оттуда, мне бы, вероятно, не дали сделать ни одной статуи. Хорошо, что я вовремя ушел!
В его жизни было тоже тяжелое время. В молодости ему так не везло на родине, что он уехал в Италию и много лет провел в Риме. Там талант его быстро развернулся, он достиг большой известности и уже стариком вернулся в Данию, где его встретили с почестями. Торвальдсен был уже в большой славе, когда Андерсен познакомился с ним в Риме. Его пример и горячая дружба оказали на поэта самое благотворное действие. Андерсен прочел ему свою новую поэму. Великий скульптор одобрил ее и сказал между прочим следующее: «Это звучит точно привет от родного леса и моря». При чтении поэмы присутствовал также прежний враг Андерсена Генрик Герц, который приехал в Рим и, встретившись с Андерсеном, первый подошел к нему с сочувственным словом, дружески протянул ему руку и сознался, что был к нему несправедлив. Герц увидел Андерсена в очень тяжелую для того минуту. Только что перед тем получил он известие о смерти матери. С этой горестной вестью совпали неприятные письма о плохом впечатлении, произведенном на родине новой поэмой. Андерсен был в большом унынии. Ему казалось, что нет на свете существа, которому он нужен, что его никто не любит и он совсем одинок на земле. В таком печальном настроении был Андерсен, когда встретился с Герцем, и, вероятно, искренность его горя тронула этого человека.
Читать дальше