Михаил Барро - Маколей. Его жизнь и литературная деятельность

В 1847 году работа уже кипела, а зимой следующего года появились в печати первые два тома «Истории». Корректуру издания держал Джеффрей, большой мастер ставить знаки препинания и тонкий знаток языка. Сам Маколей посвящал отделке произведения массу времени и терпения. По словам Теккерея, «он перечитывал двадцать книг, чтобы написать одну фразу, и ездил за двести миль, чтобы восстановить описание какой-нибудь местности». Тем не менее, когда настала пора передать свое произведение на суд читателей, Маколей не чужд был робости и, по собственному выражению, «вооружался философией на случай неудачи». Его опасения не оправдались – новый труд популярного писателя был встречен с восторгом, и в течение шести месяцев потребовалось пять изданий. Во всех уголках Британии, где только можно было найти просвещенного человека, «История Англии», живая и увлекательная в описаниях, ясная и тонкая в оценке событий, производила впечатление настоящего открытия. Какой-то манчестерский энтузиаст-читатель, ознакомившись с нею, решил непременно прочесть ее рабочим и действительно исполнил свое намерение, а его слушатели послали автору адрес – за книгу, «доступную пониманию даже рабочего люда».

Основной мотив исторического труда Маколея вполне определяется введением в «Историю»: «Я предполагаю, – говорит здесь Маколей, – написать историю Англии с восшествия на престол Якова II до времени, которое запечатлено в памяти доныне живущих людей. Я изложу ошибки, которые в несколько месяцев отвратили верных джентри и духовенство от дома Стюартов. Я прослежу ход той революции, которая окончила другую борьбу между нашими государями и их парламентами и связала воедино права народа с основанием права царствующей династии. Я расскажу, как новое устройство в течение многих смутных лет было успешно защищаемо от внешних и внутренних врагов, как при этом устройстве авторитет закона и безопасность собственности оказались совместными с неведомой дотоле свободой прений и частной деятельности, как из счастливого союза порядка со свободой возникло благоденствие, вровень которому летописи дел человеческих не представляли еще ни единого примера».

В этих строках вылился весь вигизм Маколея – свобода и порядок, благоденствие и безопасность собственности, немудрено поэтому, что истые тори встретили его «Историю» самыми жестокими нападками. Они говорили, что Маколей не сообщил ничего нового, а старое сделал баснословным, что он очень часто ошибается, баронета называет сквайром и приверженца тори вигом. Здесь было много справедливого, хотя внушенного отнюдь не любовью к истине, а потому одностороннего. В большей части своего труда Маколей действительно излагал факты уже известные, но он вовсе не задавался целью открывать Америку в исторической области, потому что Америка здесь была уже открыта, благодаря исследованиям Фокса, Галлама, Макинтоша, Юма и прочих. Однако этим, не говоря уже о мелких ошибках, отнюдь не уменьшалась высокая ценность его труда. Среди английских историков за ним навсегда упрочено славное и вполне самостоятельное место. Маколею принадлежит установление точного взгляда на прошлое Англии. Он отрешил англичан и тех, кто разделял их заблуждения, от навеянного романами сентиментального взгляда на Стюартов, от презрительного отношения к деятелям английской революции, в частности к Кромвелю. Он показал логикой и красноречием фактов, что утверждения Англии XIX века были прямым последствием борьбы несправедливо третируемых людей с несправедливо возвеличенными Стюартами, что английская свобода – и в общем, и в частностях – приобретена руками деятелей XVII века, и если приобретение стоило жертвы, то завоеватели свободы заслуживали благодарности и почтения. «Хотя я и осмеливаюсь иногда, – говорит Бокль по поводу „Истории Англии“, – расходиться во мнениях с Маколеем, но не могу удержаться, чтобы не выразить моего удивления его неутомимому прилежанию, мастерской ловкости, с какою он расположил свой материал, и возвышенной любви к свободе, которая оживляет все его сочинение. Эти свойства переживут всю клевету его поносителей, которые в деле знания и дарований недостойны развязать ремень у сапога того, на кого они так бессмысленно нападают».

Эдинбургские избиратели тоже оценили «Историю» Маколея. Под ее впечатлением они забыли прежние недоразумения с бывшим депутатом и опять избрали его своим представителем. Это пришлось на 1852 год. Маколей уже чувствовал утомление и первые припадки болезни и потому редко появлялся в парламенте. В 1856 году он совсем отказался от полномочий. Он проводил теперь большую часть времени в предместье Лондона Кингстоне, на собственной вилле Холли-Лодж. Ранние посетители его убежища могли встретить историка или в саду, или в рабочем кабинете, главное убранство которого составляли книги и портрет Джонсона. Маколей высоко ценил Джонсона как человека, и это весьма характерно для личности самого Маколея. «Доктора Джонсона, – говорил он, – мало знают иностранцы, но в наших глазах он стоит высоко. Мы смотрим на него не только как на знатока английского языка, но как на первого литератора, который твердо защищал независимость и достоинство своего звания против аристократии, богатства и невежества, переносил горечь нищеты и презрение толпы гордо и спокойно, боролся за свои мнения и не уступал сильным земли».