Василий Авченко - Фадеев

Из воспоминаний Фадеева об октябре — декабре 1920 года: «Почти каждый разъезд, каждая станция брались нами с жестокими боями… Мороз стоял в ту пору 30–40 градусов, люди были плохо одеты и обуты, отмораживали руки, ноги и слепли от белизны снега на сверкающем солнце».

В Даурии народоармейцы захватили много муки и сахара. Разводили костры, пекли лепешки. После взятия Даурии Фадеев вернулся в Борзю и получил назначение комиссаром 13-го (22-го) полка, входившего в 5-ю Амурскую стрелковую бригаду (впоследствии ставшую 8-й). Сдружился с командиром полка Шамониным, бывшим колчаковцем, который, что интересно, в Великую Отечественную войну возглавит партизанский отряд.

Потом был пеший марш из Борзи под Нерчинск — в деревню Шивки. Полк отправили пешком в том числе для того, чтобы бойцы оставили запасы муки и сахара, захваченные в Даурии. «Но мы обратились к помощи населения и вывезли свою мучку и сахар на новое место, где впоследствии никакие комиссии свыше уже не могли у нас эти запасы обнаружить», — пишет Фадеев. Молодой комиссар занимался не только сахаром: так, он подписал приказ о назначении двух-трех учителей в каждую роту, а по возможности — в каждый взвод.

В начале 1921 года Фадеев замещает Булочникова — исполняет должность комиссара 8-й Амурской стрелковой бригады 3-й Амурской дивизии. В позднейшем письме Булочникову писатель так объяснял свой «карьерный рост»: «Несмотря на свою молодость, 19 лет, я уже прошел школу партизанской борьбы в Приморье, борьбы с японцами после 4–5 апреля, был ранен, имел за плечами комиссарский стаж, имел среднее образование, был относительно политически грамотен и был уже известен… как хороший агитатор-массовик. Но, кажется, я уже расхвастался…»

В феврале 1921 года «врид военкомбрига 8» Булыга-Фадеев избран делегатом на II конференцию военкомов, политработников и комячеек НРА ДВР. Она прошла в Чите, куда переехала из Верхнеудинска столица Дальневосточной республики. На конференции Фадеев избирается делегатом X съезда РКП(б) с решающим голосом (мандат № 77). Среди других делегатов от армии ДВР — Моисей Губельман, военком 5-й бригады Конев, начальник инженерного снабжения 2-й армии Певзнер. Из семи сотен делегатов с решающим голосом лишь двое моложе двадцати лет. Один из них — Фадеев.

Антал Гидаш [159] Венгерский писатель-коммунист (1899–1980), долгое время жил в СССР. Зять Белы Куна, в марте 1919 года провозгласившего Венгерскую советскую республику, а в 1920-м в качестве председателя Крымского ревкома ставшего одним из организаторов красного террора в Крыму. В 1938 году Бела Кун был расстрелян, Гидаш — репрессирован. В 1944-м он вышел на свободу, в 1959-м вернулся в Венгрию. потом спрашивал Фадеева, не чувствовал ли он себя мальчишкой. «Нет, — отвечал Фадеев. — Я чувствовал себя опытным партработником».

Есть второй возраст — не паспортный. Иные до пятидесяти остаются детьми, особенно в наше время «продленной молодости» — часто не столько молодости, сколько инфантильности. Фадеев был из других.

Видный партийный деятель Анастас Микоян вспоминал: «Поразительно: ведь там было немало заслуженных коммунистов… а они послали своим избранником на съезд партии именно его — большевики Дальнего Востока увидели в Фадееве неугасимую коммунистическую искру». Не только коммунистическую — человеческую тоже.

12 или 13 февраля поезд отправляется из Читы в Москву, где в марте открылся съезд партии. Вот поворотный момент в жизни: Фадеев едет в столицу, уже чувствуя тягу к писательству и общественной работе.

Приехав на Дальний Восток шестилетним, он покинул его незадолго до двадцатилетия, проведя здесь почти четверть жизни. «В юности мне очень трудно было расстаться с Дальним Востоком. Тогда мне казалось, что все близкое моему сердцу остается здесь… Я любил наш край большой мужественной любовью», — писал Фадеев.

В следующий раз он попадет сюда через 12 лет.

До Москвы Булыга едет вместе с Иваном Коневым. Тот — унтер-офицер Первой мировой — добровольцем пошел к красным. Как и Булыга, стал комиссаром бригады. Из мемуаров Конева «Сорок пятый»: «В течение почти целого месяца ехали вместе от Читы до Москвы в одном купе, ели из одного котелка. Оба мы были молоды: мне шел двадцать четвертый, ему — двадцатый; симпатизировали друг другу, испытывали взаимное доверие. Он нравился мне своим открытым, прямым характером, дружеской простотой, располагавшей к близким и простым товарищеским отношениям. Эта дружба, завязавшаяся во время долгого пути через Сибирь, окрепла на самом съезде».