Михаил Воронецкий - Мгновенье - целая жизнь

— Что такое? — встревожеино спросил Феликс Яковлевич.

— Так, в сущности, пустяковина. Случайная встреча с неким поручиком Львовским…

— Львовский! Знаю такого. Дурак, но дурак опасный. Лучше было бы его убрать.

— Посмотрим, как все будет складываться. Для вас, думаю, представит некоторый интерес последняя информация, полученная от Солового… В Житомир приехал Пилсудский. Там находится штаб-квартира Украинского фронта. Пилсудский решил лично руководить операциями южных армий.

— Что-нибудь уже придумали? — спросил Кон.

— Да. Кавалерийская дивизия генерала Карницкого из-под Жмеринки, где она входила в Шестую армию Ромера, двинута на север. Ее задача: следовать по пятам Первой Конной, прорвавшей фронт севернее Киева. Цель Карницкого вполне очевидна: задержать, сколько возможно, наших конников и не дать им окружить отступающие войска.

Феликс Яковлевич поблагодарил за ценные сведения и попросил информировать обо всем, что будет происходить в Житомире в связи с приездом туда Пилсудского. Связной качнул головой и, поняв, что время беседы истекло, поднялся.

— Врангель начал наступление еще шестого июня. Тринадцатая армия сопротивляется как может, но она ведь слишком слабый заслон на пути войск барона. Отступает. Да вот правильно говорится, что нет худа без добра. Врангеля так и так надо выманивать из Крыма. Как только покончим с Пилсудским — навалимся на врангелевцев и на их плечах ворвемся на полуостров. Иначе штурм укреплений на перешейках будет нам стоить очень дорого. Антанта так закупоривает горловину полуострова, что, кажется, намерена держать там своего Петра Николаича до второго пришествия… Так что папа Юзефа мы должны расколотить как можно скорее и как можно решительней.

— Мы чем можем, тем поможем. Одним словом, сделаем все, что в наших силах. И даже больше.

4 июля в полночь был взят город Ровно. Феликс Кон был здесь уже под утро, остановился в гостинице «Версаль», где расположился Реввоенсовет и полевой штаб армии.

Днем он опрашивал только что освобожденных из городской тюрьмы заключенных, арестованных польскими оккупационными властями. Это были люди самых разнообразных профессий и политических взглядов, и порою, беседуя с ними, Феликс Яковлевич недоумевал: чем руководствовалась польская администрация, изолируя явных антисоветчиков. Попадались даже «знакомые», то есть люди, каким-то образом слышавшие о нем, Феликсе Коне, хотя сам он с ними никогда не встречался. Один «чистокровный интеллигент», как он сам выразился, даже попытался затеять политическую дискуссию.

Как бы ни была курьезна встреча с «чистокровным интеллигентом», но следующая встреча Кона не только удивила, но и потрясла. Перед ним стояла Светлана Сайлотова, давняя девчушка из далекого Минусинска и совсем недавняя сестра милосердия, ставшая женой полковника Пшебышевского. Она помогала Феликсу освобождать Мариана из тюрьмы, посаженного туда по приказу Керенского. Потом они оба уехали в Сибирь. В конце восемнадцатого Кон снова встретился с Марианом — в Киеве при весьма неблагоприятных для полковника обстоятельствах. Его арестовали чекисты, и он наверняка был бы расстрелян, не вмешайся снова в его судьбу Кон.

…Похудевшая и постаревшая Светлана сидела перед Феликсом Яковлепичем и торопливо повествовала о своих злоключениях.

— Еще в Минусинске я натерпелась страхов за него. Сначала его арестовали по приказу Ревкома, а когда он бежал из минусинской тюрьмы, то вскоре стало известно и совсем черт знает что!..

— Что же именно? — ласково спросил Феликс Яковлевич.

— Атаман Семенов назначил за его голову миллион рублей золотом.

— Ого! — усмехнулся Кон. — Это уже какая-то не атаманская, а купеческая щедрость. А что дальше?

— А то, что было дальше, меня совсем сбило с толку. Адрианов, Александр Васильевич — вы его, конечно, помните? — сказал, что Мариан бежал в Японию, а оттуда в Америку. Не мог же Алексапдр Васильевич выдумать. Он человек серьезный.

— Еще бы, — в бороду пробурчал Кон. — У Колчака чиновником для особых поручений служил. Но в данном случае он вам все верно обсказал.

— Вот и я так думаю, — тихо сказала Светлана, уловив перемену в голосе Кона: видимо, ему не понравилось упоминание об Адрианове, с которым он, кажется, приятельствовал в бытность свою в Минусинске. — Между прочим, Александр Васильевич помог из тюрьмы выбраться, когда меня колчаковцы за решетку упрятали…

— Это ему зачтется.