Леонид Ашкинази - Единственный мужчина

Впрочем, ей удалось хоть в какой-то мере склонить на сторону Израиля Джона Кеннеди, Линдона Джонсона и Шарля де Голля. Стоит повторить и запомнить слова, которые она сказала Кеннеди: "Если мы опять потеряем самостоятельность, то те из нас, кто останется в живых — а таких будет немного — будут рассеяны снова. Но у нас уже нет того огромного резервуара религии, культуры и веры, какой был раньше. Мы многое из этого запаса утратили, когда шесть миллионов евреев погибли во время Катастрофы". Кеннеди вскорости был убит. Новый президент, Джонсон, поддержал отказ Израиля вернуться к границам 1967 года после Шестидневной войны. Что же до де Голля, то до Шестидневной войны он заверял Израиль в вечной дружбе. Но после нее он сменил свою позицию на противоположную. Многие готовы покровительствовать другим, когда они маленькие и слабенькие. Приятно чувствовать себя благодетелем. Человек — и страна — становящиеся сильными, должны всегда ждать, что некоторые «друзья» от них отвернутся.

После Синайской кампании Израиль оказался в значительной мере в изоляции. Хорошие отношения складывались с Францией; кое-кто из европейских стран сочувствовал. Но с США отношения были натянутые, с советским блоком — враждебные. В Азии Израиль наталкивался на непонимание. "Но — пишет в своих воспоминаниях Голда Меир, — все-таки мир состоял не только из европейцев и азиатов. Существовала Африка, страны которой вот-вот должны были получить независимость, и юным государствам черной Африки Израиль мог и хотел дать многое".

Естественно — Израиль только что завоевал независимость и знал, во что это обходится. Оружие и деньги он пока дать им не мог, но мог поделиться опытом. Который был очень дорого оплачен и который всегда дорого стоит. Разумеется, Израиль рассчитывал на поддержку этих стран в ООН. Опять же, естественно — проблемы Израиля им оказывались понятнее, чем другим. Правда, после войны Судного дня большинство африканских стран разорвали дипломатические отношения с Израилем. Но Голда Меир пишет в своих воспоминаниях, что помощь новым государствам Африки воплощала "стремление к социальной справедливости, перестройке и исправлению мира, которое и есть сердце социалистического сионизма — и иудаизма". Следует также отметить, что об освобождении африканцев вполне пророчески писал не кто иной, как Герцль. Голда Меир довольно подробно описывает, как Израиль помогал государствам Черного континента создавать современное сельское хозяйство, образование, промышленность. Честность самой Голды; умение израильтян работать; готовность их (белых) работать вместе с черными — все это удивляло и восхищало африканцев. Голда Меир резюмирует: "чем больше африканский лидер думал о развитии страны, а не о политических заигрываниях с могущественными блоками, тем сильнее его государство желало нашей помощи и тем лучше у нас складывались отношения".

Заметим, что российско-израильские отношения имели свой период оптимизма, но надежды на действительно широкое сотрудничество не оправдались. Не по той ли причине? В разные моменты новейшей истории России власть в разной мере концентрировала свое внимание на действительном развитии. Возможно, что это сказывалось и на отношениях с Израилем.

Из того, как подробно, как — без преувеличения можно сказать — любовно — описывает Голда африканскую деятельность Израиля, видно, какое значение она ей придавала. И какой в целом успешной эта деятельность была. Контакты с азиатскими странами она описывает гораздо сдержаннее, хотя и говорит, что единственным народом Азии, с которым израильтяне не сумели завязать отношения, оказались китайцы. Но, тем не менее, в Африке дело шло много лучше. Голда Меир указывает на интересную причину этого — еврейское наследие, еврейская этика в Африке известны намного лучше, чем в Азии — благодаря христианству, которое принесло африканцам знание Библии. "Даже названия израильских городов (Галилея, Назарет, Вифлеем) — пишет она — для образованного африканца полны значения".

Между тем Голде Меир уже 65 лет. Она пишет в своих воспоминаниях: "Я не чувствовала ни старости, ни слабости, но ловила себя на мысли — как славно было бы иметь в своем распоряжении целый день, или пойти к старым друзьям без того, чтобы по пятам шел телохранитель; дети и мой врач твердили, что пришло время поберечь себя; я очень старалась, но так и не научилась делать это". Наконец, в 1965 году она решает отойти от политической жизни. Она переезжает в предместье Тель-Авива и начинает жить относительно спокойной жизнью. Читать, приглашать друзей, ходить за покупками. Правда, она осталась членом Кнесета и членом центрального комитета партии Мапай, но и там и там работала, как она пишет "столько, сколько хотела, и не больше". Однако ее полу-отдых длился недолго.