Пен Фартинг - Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома

Я вспомнил о фотографиях Наузада в моем мобильнике и показал Хусейну некоторые из них — те, где Наузад играет в нашем саду.

— Наузад, — сказал я ему и указал на себя. — Сейчас он живет у меня.

Хусейн поглядел на экран и улыбнулся, сделав рукой жесты, по которым я сразу же понял, что он имеет в виду бойцовую собаку.

— Да, это Наузад, — ответил я и снова показал на себя.

Хусейн кивнул и повел меня прочь. Когда он подвел меня к одному из больших собачьих вольеров и указал на пятно в углу, я поначалу не понял, что он имеет в виду. Там на полу бесполезно валялась ржавая, разорванная цепь. Пару секунд я стоял в недоумении, но затем догадка поразила меня, как молния. В этой вольере содержался Наузад, когда прибыл сюда из провинции Гильменд.

Наузад провел здесь более двух месяцев после того, как благополучно уехал с базы. Хусейн и его коллеги смотрели за ним, пока мы обустраивали его перелет, собирая и приводя в порядок документы и необходимые средства. В течение того периода мне приходили его фотографии, и меня беспокоило, что на них он сидит на цепи. Временами я сердился от мыслей о том, как с ним тут обращаются, но теперь я понял: он бы дрался с прочими обитателями приюта, если бы у него возникла такая возможность.

Даже имей они время (хотя времени-то реально у них не было), персонал приюта попросту не имел достаточной квалификации для приучения Наузада к другим животным и людям. Поэтому они держали его на цепи, и так было безопаснее для всех, включая самого Наузада. Не лучшее решение, но единственно доступное на тот момент. Я же просто признателен им за то, что центр взял на себя заботу о Наузаде. О других альтернативах мне просто неприятно даже думать.

Я вполне мог представить, какого шуму в мое отсутствие наделает Наузад вдалеке отсюда, в собачьей гостинице. Я пару раз уже оставлял его в умелых руках тамошнего персонала и он вполне туда вписался. Девушки из гостиницы по некоторым причинам велись на него; он, когда хотел, умел быть обаяшкой. Но я сомневаюсь, что он вызывал у всех такой же восторг и внимание во время своего пребывания здесь.

День шел своим чередом. Еще так много нужно было сделать! Я потратил добрых полчаса, убирая дерьмо из собачьих вольер и припоминая деньки на базе в Наузаде. Там мы сжигали эту хрень, но Хусейн пользовался более милым способом утилизации. Он загружал дерьмо в тачку для мусора и выкатывал ее прочь, чтобы выбросить содержимое в одну из многочисленных мусорных куч, высящихся на обочинах большинства местных дорог.

Вместе мы скребли и мыли деревянные будки, не особо пригодные для поддержания чистоты, так как микробы способны легко въедаться в дерево и передаваться оттуда очередному псу. Но выбирать не приходилось: эти будки были сработаны кустарно, а доставить в Афганистан приличные металлические боксы — задание не из легких.

Пользуясь языком жестов, я показал Хусейну, как пользоваться игрушками для собак, которые я привез с собой. Маленькие, неломающиеся резиновые шишки с дырочками, чтобы вкладывать в них собачий корм. Я взял немного вареного риса и набил им игрушку, использовав для трамбовки свой палец.

Конговские игрушки способны часами занимать внимание гиперактивных собак, в течение которых те пытаются вылизать или высосать заложенный внутрь корм, и я надеялся, что эти штучки помогут собакам сохранять спокойствие в долгие зимние ночи.

Когда день дотащился до полудня, я наконец остановился и присел около наглухо огражденной вольеры у стены комплекса.

У меня не было времени поприветствовать ее обитателя во время поспешного тура, устроенного вчера во время первого визита в приют. Глядя через деревянный барьер, я видел дрожащего серо-белого пса с вислыми ушами по обе стороны головы, который смотрел на меня в ответ.

— Привет, дружище, — сказал я мягко, когда он подковылял ко мне. Он явно находился в бедственном состоянии. Его глаза закисли и покраснели, а из носа постоянно капали зеленые выделения. Я беспомощно наблюдал, как он безуспешно пытается напиться из миски с водой. Сколько бы он ни старался, он так и не смог проглотить ни капли.

— Прости, дружище, но я ничего не могу тут поделать, — огорченно промолвил я. Я не ветеринар и, в самом деле, не знаю даже азов о болезнях животных. Я чувствовал себя дилетантом.

— Черт, — выругался я вслух. Я сидел у вольеры и спокойно говорил с псом, пока он, медленно и болезненно, ковылял обратно в тепло деревянной будки.