Пен Фартинг - Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома

Глядя, как она идет вдоль края пристани, я не смог удержаться от мысли, что, возможно, я слегка сумасшедший.

Какого черта я вообще делаю это? Неужели мне и вправду надо ехать в Афганистан? Зачем рисковать нашей с Лизой отличной жизнью ради оравы блохастых беспризорных собак в стране, которую многие люди не могут найти на карте, не говоря уже о том, что им на нее вообще наплевать?

Ответ, конечно же, был прост. Он был тем же, что и ответ бесчисленных волонтеров из благотворительных фондов и организаций по защите животных: мы все хотим сделать мир лучше.

Я тоже хотел сделать мир лучше, когда пошел служить в морскую пехоту, хотя затем пришлось воевать с плохими парнями. Теперь мною двигало стремление воспитать их. Кто бы мог подумать?

Отойти от дел фонда сейчас, бросить все это, зная, что я дал Наузаду и Тали приличную жизнь, наверное, было бы легко. Но Лиза и многие из тех, кто знал меня, понимали, что я редко выбираю легкие решения.

— Что ж, пора двигать к цели, — сказал я, ни к кому особо не обращаясь и сдавая задний ход минивэном, тогда как Лиза исчезла во внутренностях десантного корабля, готового вскоре уплыть с ней обратно в море.

20•

Реальная ситуация

«Черт, я уже забыл, как тут бывает холодно», — подумал я; мои руки без перчаток мерзли от пронизывающего ветра, пока я стоял на растрескавшейся бетонной крыше гостиницы и смотрел на беспорядочное скопление обветшавших домов. Они выглядели так, словно знавали лучшие времена, и, конечно же, так оно и было.

Горы Гиндукуш смотрелись столь же красиво, как и тогда, в Гильменде, когда я стоял, глядя на них с юга и воображая себе Афганистан, свободный от войны; воображая страну, где я смог бы вести альпинистский бизнес с применением навыков местных афганцев. Много часов я потратил, фантазируя, как западные туристы повалят сюда, чтобы заняться альпинизмом в этой красивой местности: они будут проживать в традиционных жилищах и безо всяких ноутбуков и сотовых телефонов собираться ночами у костра, у кипящих котлов с варящейся бараниной или козлятиной.

— Жаль, что это не случиться в скором времени, — вздохнул я, повернулся и осторожно спустился по незавершенному лестничному пролету вниз, где меня ожидал шофер-афганец для некой краткой, но безусловно, насыщенной поездки.

Наконец-то, после почти трех лет отношений, основанных на доверии и признательности, я собрался посетить единственный в Афганистане сотрудничавший с нами приют и получить ответы и идеи насчет того, куда дальше развивать наш афганский благотворительный фонд.

На смену ноябрьским дням приходили ранние ветренные ночи, когда я покинул Англию; длинный перелет в Афганистан стал для меня, по меньшей мере, сенсацией.

Узнав, что компания, на чьем самолете я собирался лететь, находится в списке авиалиний, которым запрещено работать в Европейском Союзе из-за недостаточных мер безопасности, я преисполнился сомнений в том, что я вообще долечу до места в целости и сохранности. И мои сомнения весьма окрепли, когда я взошел на борт ветхого самолета на взлетно-посадочной полосе ближневосточного аэропорта, куда я прилетел из Лондона утром того же дня. Будучи единственным европейцем на борту, я смотрелся белой вороной.

Если не считать двух стюардесс, у нас определенно наличествовал недостаток пассажиров женского пола. Я смог увидеть лишь одну женщину, с головы до пят закутанную в черную паранджу, так, что через узкую прямоугольную прорезь в ткани, закрывавшей ее лицо, были видны только глаза. Я заметил ее еще на паспортном контроле во время пересадки в Дубае, где от вида того, как она проходит процедуру регистрации, у меня чуть глаза не вылезли. Иммиграционный чиновник скрупулезно осмотрел ее фотографию в паспорте, но ни разу не попросил ее приподнять вуаль. Под вуалью мог находиться любой: Усама бен Ладен, Леди Гага, кто угодно. Я бы, пожалуй, посмеялся над этим, если бы оно не было так серьезно.

В тот момент, когда мы начали спускаться на афганскую землю, почти все пассажиры повскакали с мест раньше приземления, спеша занять очередь за багажом. И снова я внутренне посмеялся, глядя на жалкие попытки двух элегантно одетых стюардесс загнать пассажиров обратно на их места. Пока я смотрел с понимающей улыбкой, ближайшая стюардесса развернулась ко мне и, увидев ремень безопасности, благополучно пристегнутый над моими бедрами, покачала головой и пожала плечами с видом, словно бы говорившим: «А мне какое дело?»