Исаак Кобылянский - Прямой наводкой по врагу

— Крупными событиями культурной жизни страны стали два памятных мне юбилея — столетие со дня гибели Пушкина и 250-летие (за точность цифры не ручаюсь) поэмы грузинского поэта Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».

К пушкинскому юбилею было выпущено многотомное академическое издание произведений великого поэта, издано много сборников его поэм и стихотворений. Читались лекции о жизни и творчестве поэта. В Москве состоялось торжественное юбилейное заседание, на котором присутствовало руководство страны. В этот период предприимчивые газетчики умудрялись даже строки великого поэта использовать в пропагандистских целях.

— 5 декабря 1936 года на Чрезвычайном Всесоюзном съезде Советов с докладом о новой Конституции страны выступил Сталин. Вся страна слушала радиотрансляцию этого выступления. (Он говорил с сильно выраженным грузинским акцентом, что для меня оказалось неожиданным.) Сталин объявил, что Советский Союз уже вступил в первую фазу социализма, который, оказывается, можно строить в отдельно взятой стране, не дожидаясь всемирной пролетарской революции (это было чем-то новым в марксистско-ленинской теории социалистической революции). Докладчик заявил, что новая Конституция — самая демократическая в мире. Делегаты много раз прерывали его речь долгими овациями и здравицами. Съезд единогласно утвердил новую Конституцию, которая вскоре стала называться сталинской. Была назначена дата выборов в Верховный Совет СССР. Оставался год для подготовки к этому историческому событию.

Обилие значительных событий, подвигов, выдающихся успехов и рекордов поддерживало мою убежденность в превосходстве нашего общественного строя. Я искренне радовался каждому очередному достижению советских людей, будь то в народном хозяйстве, спорте, в небе или на музыкальном конкурсе. Огорчался неудачам, скорбел, когда случались жертвы. И мне всегда хотелось быть причастным к этой бурной жизни, участвовать в строительстве светлого будущего.

* * *

Конечно, прокатившаяся в 1934–1938-е годы волна жестоких массовых репрессий против «врагов народа и их пособников»,которая освещалась всеми средствами массовой информации с невиданным пафосом, не могла остаться незамеченной. Теперь нас учили, что главное дело советских людей — это «разоблачение врагов народа, шпионов и диверсантов». Пропагандистская машина безостановочно твердила о «коварных методах иностранных разведок» и о «замечательных примерах бдительности советских людей».

Помню, например, что в «Пионерской правде» из номера в номер печаталась остросюжетная повесть «Дядя Коля — мухолов». Она рассказывала о бдительном юном пионере, едва не погибшем от рук шпиона, который под видом советского ученого-энтомолога хотел сфотографировать военный объект. «Воспитательную» макулатуру такого рода публиковали не только молодежные газеты и журналы.

Информацию о почти ежедневных разоблачениях и арестах многих виднейших партийных, хозяйственных и военных деятелей публиковали все газеты. Репрессировали не только высокопоставленных лиц, «забирали» и руководителей среднего звена, и (без публикаций в газетах, поэтому казалось, что реже) простых смертных. Даже я, в то время вполне «коммунистически мыслящий мальчик», не мог понять, как и почему происходят эти метаморфозы. Однако всерьез задумываться над происходившим и сомневаться в справедливости официальных сообщений я начал по-настоящему лишь года через полтора-два, а до того верил пропаганде.

Страх оказаться под набравшим обороты катком массовых репрессий заставлял многие семьи пересматривать архивы, фотоальбомы, уничтожать все, что могло бы послужить компрометирующим материалом в случае обыска. Мой беспартийный отец работал тогда бухгалтером. В начале 1937 г., когда руководителя конторы «забрали», отец достал групповой снимок сотрудников конторы и тщательно залил чернилами изображение новоиспеченного «врага народа». Пришлось и мне поступить похожим образом. Среди похвальных грамот, полученных мной «за отличную учебу и активное участие в общественной работе», была одна с портретиками украинских «вождей» Косиора и Постышева. Первым из них уничтожили Косиора (впрочем, спустя пятьдесят лет ему был установлен памятник в Киеве). Как только я узнал об аресте нашего первого секретаря, добросовестно замарал на моей грамоте овал с его портретиком. Спустя год или два такая же судьба постигла и Постышева. На этот раз я счел достаточным лишь перечеркнуть крест-накрест изображение недавнего кумира (ведь раньше говорилось о том, что это он вернул в дома граждан страны новогоднюю елку, ранее запрещенную как рождественскую, а также был инициатором создания дворцов пионеров и дворовых «пионерских форпостов»).