С. Г. — Да! И это была очень смешная история. Я учился тогда в восьмом классе. Нам на дом задали по русскому языку написать стихотворение про осень. Я пришёл домой в совершенном обалдении, поскольку творческих достоинств за собой не ведал. Стихи я любил и люблю, но как писать самому?
Прихожу домой, а у нас в гостях Высоцкий и Поженян, и я, просто к слову, в разговоре сказал, что вот, дескать, дали такое мне задание. А папа мне:
„Да у нас же тут полный дом поэтов! Сейчас мы это дело сделаем!"
И Высоцкий с Поженяном начали писать стихи про осень! А отец пошёл переодеваться, — они уходили куда-то. Тут приходит Окуджава, говорит: „Чего делаете?"
„Да вот, — говорят, — стихи про осень пишем. Серёже в школе задали".
Окуджава говорит: „Да? Ну, тогда и я буду".
И вот они втроём начали писать. Причём, такое лёгкое соперничество у них возникло, всё спрашивали у меня, какое из трёх мне больше нравится. Я очень долго увиливал, но тут вернулся отец, и мне удалось отвертеться от прямого ответа.
Потом Высоцкий меня попросил его листок выбросить. Сказал, что стихотворение не получилось. „Ты, — говорит, — порви это". Я не порвал и не выбросил, но никому не показываю этот текст. Кстати, тексты Окуджавы и Поженяна я тоже сохранил.
М. Ц. — В нашей беседе Вы несколько раз упомянули поэта Григория Поженяна. Я знаю, что они были знакомы много лет, с юности Высоцкого. А какие, по Вашим впечатлениям, у них были отношения?
С. Г. — Поженян был человеком очень интересным. Когда-то он произвёл на меня невероятное впечатление тем, что он наизусть знал всего Пушкина. Мы с ним даже поспорили. Я открывал собрание сочинений Пушкина и начинал читать с любого места — он тут же продолжал. Где-то на восьмой попытке я увял.
А что касается их отношений с Высоцким… Вы знаете, Высоцкий очень хотел быть членом Союза писателей, я уже тогда слышал эти разговоры. Он попросил Поженяна дать ему рекомендацию, и я помню их разговор, который мне очень не понравился.
Поженян сказал ему примерно следующее: „Володя, я, конечно, могу дать тебе рекомендацию, но о чём ты говоришь, какой же ты поэт?! Ну, песенник ты, бард, если хочешь так называться, но не поэт ты. Пушкин — это поэт!"
М. Ц. — И так и не дал рекомендацию?
С. Г. — Насколько я знаю, нет. А в разговоре, что называется, унизил Высоцкого» [216] Цит. по фонограмме беседы от 9.04.2006.
.
Сказав о круизах по Крымско-Кавказской линии, которые Высоцкий совершал на «Грузии» под командованием А. Гарагули, нельзя не сказать и о другом судне и другом капитане. А. Назаренко, капитан теплохода «Шота Руставели», тоже удостоился чести оказаться в числе тех, кому Высоцкий посвятил песню. «Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты…» имеет посвящение на беловом автографе: «Александру Назаренко и экипажу теплохода „Шота Руставели"».
« М. Ц. — Александр Николаевич, как Вы познакомились с Высоцким?
А. Н. — Мы познакомились совершенно случайно. В 1968 году снимался фильм „Служили два товарища", где Высоцкий играл роль поручика Брусенцова. Для съёмки сцены эвакуации режиссёр картины арендовал небольшой пароход в Одессе. И вот главный инженер, все его называли дядя Коля, а фамилия его была Ермошкин, сказал мне:
— Знаешь, тут Высоцкий снимается. Удели ему время, пожалуйста.
Я был тогда молодым тридцатилетним парнем, в то время я только что стал капитаном теплохода „Аджария". Хотелось принять Высоцкого, как только можно хорошо — и коньяк был самый лучший, и закуска соответствующая…
Постепенно мы подружились, а потом произошёл такой случай. Володины друзья с большим трудом „выбили" ему концерт в Одессе в Политехническом институте. А вышло так, что он у меня был в день выступления. Ну и перепил немного… А в зале института, который вмещает человек семьсот, собралось полторы тысячи. Не то, что сесть — стоять было негде! И они часа два ждали, а Володя не приехал. Меня потом вся Одесса год ненавидела.
А потом я понял: ни в чём он так не нуждался, как в отдыхе. А какой самый лучший отдых? Круиз по Чёрному морю! В то время это был самый лучший вариант. И он стал приезжать ко мне каждое лето.
М. Ц. — Сколько раз Высоцкий был на „Аджарии»?
А. Н. — Два раза — в 1968 и 1969 годах. С 1970 года я был капитаном теплохода „Шота Руставели" и Володя каждый год приезжал туда. За год до смерти уже не приехал — у него уже другая жизнь была. Появилась возможность жить полгода во Франции, бывать за границей и так далее.
Читать дальше