Михаил Наумов: Хинельские походы

— Прощай, Артем Михайлович! Береги порученных тебе людей! Поклонись от нас Москве, всем людям нашим, земле советской! — крикнули мы вслед Гусакову.

Артем, махая шапкой, ответил:

— А вот почуете: до самого Ворошилова дойду, а до дела всех там пристрою, уберегу-у, не подкача-ю!..

Я подъехал к Фомичу, сказал ему:

— Итак, Фомич, мы идем туда, где нет теперь ни одного партизанского отряда… На голое место идем…

— Идем, Михаил Иванович, но не на голое место! Там ждут нас тысячи людей, измученных гитлеровской неволей! И мы поможем им в борьбе за свободу!

Через час мы выехали на передний край, где уже стояли заставы Покровского. Ворошиловцы сменили сумчан на этом участке с тем, чтобы и впредь Брянский лес оставался неприступным для захватчиков.

Светло и чисто в штабной землянке. Посреди комнаты жарко топится сделанная из железной бочки печка; яркий желтоватый свет тридцатилинейной «молнии» падает на висящую топографическую карту, золотит узор двух заиндевевших окон, освещает стол и входную дверь.

В противоположном конце землянки постреливает плита: там пищеблок главштаба — ведомство нашего шеф-повара Софьи Сергеевны. Меж канцелярией и плитой отсек из досок и одеял — это моя и Фомича спальня. Справа — кровать, слева — другая, между ними — ход, связывающий «парадную» дверь землянки с запасным выходом через кухню. В делом наша землянка — это дзот: четыре узких окна — амбразуры.

По такому же принципу устроены и другие землянки нашего «Копай-города». Число их растет ежечасно. Люди идут в Хинельский лес толпами, в одиночку и семьями, целыми сёлами, пешком и на подводах, кто с ружьем, кто с топором. Идут из Ямполя от Шостки, пробираются из Кролевца и Конотопа, едут из-под Ворожбы и Белополья. Отказа нет никому. Придя в лес, берут ломы и лопаты, валят на пухлый снег деревья, топоры и пилы звенят в «Копай-городе» день и ночь, мороз научил людей строить добротно и скоро. Жилище на двадцать человек возводится в одну ночь, самое большее — в сутки. Оконные рамы, доски, печки подвозят из сёл, освещение — каганцы, вместо кухонных котлов — ведра над кострами.

Вокруг моей землянки — кольцо других землянок-дзотов. Это хозяйство хрущевцев, нового отряда под командой Инчина, за ним кольцо конотопцев, ямпольцев, эсманцев, вкопавшихся в землю в 35-м и 36-м кварталах. Через два километра нас окружают землянки двух Курских и второй Севской бригады. Кроме того, весь этот лагерь сумчан, орловцев, курян опоясан обручем дзотов. Дзоты построены по общему плану обороны на каждые сто — сто пятьдесят метров. На случай длительного боя они снабжены дверьми, маленькими печками и запасом мелко нарубленных дров.

Но и это еще не весь «Копай-город». Он имеет свои «пригороды». В погребах и подвалах лесокомбината, винокуренного завода и на месте уничтоженных сел: в Подывотье, в Подлесных Новоселках, в Быках и в Забытом живут партизанские сторожевые заставы, — где взвод, где рота, и они тоже имеют дзоты. Хинельский «Копай-город» населяют четыре партизанские бригады и несколько больших и малых отрядов.

«Копай-город» тесен. Партизаны заняли много сел, и вновь, как десять месяцев назад, загнали оккупантов в Глухов, в Рыльск, во Льгов, в укрепленный Севск. Вокруг Хинели снова возник партизанский край. На юго-восточной его границе стоят батальоны первой и второй Курских бригад, на южных — эсманцы, юго-запад оберегает бригада Гудзенко, север — вторая Севская бригада Коновалова.

На дворе морозно, слышны поскрипывающие шаги часового, мерно постукивает движок нашей радиостанции — она в соседней землянке, гудит пламя в раскаленной докрасна печке. Я один и весь погружен в изучение висящей на стене карты. Она сверху донизу прорезана красной изломанной линией — это предположительный маршрут рейда на юг области. Туда — к Мирополью, к Сумам, в район Ахтырки и Гадяча, на Харьковщину устремлены мои думы. Туда пробираются наши разведчики, инструкторы и связные Фомича. Тернист и опасен их путь в условиях суровой зимы, в открытых степных районах. Экипированные под местных жителей, с гранатой и пистолетом в кармане, они то пешком, то на одинокой подводе пробираются глухими дорогами от одного села к другому, отдыхают и спят под копной сена или где-нибудь в торфяной куче, а то а просто в яру под снегам. Многие пропадают бесследно, другие, как группа Петрикея из Конотопа или Николенко из Глушкова, вернулись обмороженными, полуживыми. Распространение листовок подпольного обкома, центральных газет, сводок Советского Информбюро, поиски связей с местными подпольными центрами — вот их опасная работа.