Петр Тодоровский - Вспоминай – не вспоминай

Спустя много-много лет у меня была творческая встреча в каком-то полузакрытом институте. В конце выступления на сцену поднялся сухопарый, с заметной сединой мужчина с букетом цветов в руках. Он обнял меня, поцеловал и сказал: «Петя, я твой командир взвода, Володя Добров!..»

Он действительно был добрейшей души командир. Многое нам прощал, никакой солдафонщины. Мы любили его, считали своим другом.

Ну вот. Выходим мы как-то из училища строем, с песней, в направлении нашего пустыря, чтобы заниматься строевой подготовкой. Минут пятнадцать занятия: топчем пустырь строевым шагом, полчаса перекур…

Только прошли проходную, случайно поворачиваю голову — глазам своим не верю: навстречу нам по тротуару идет ОНА. Продолжаю разевать рот, глотая слова песни: «…францу… французу отдана…», судорожно соображаю, что можно предпринять в такой ситуации. ОНА идет в противоположном направлении. Вот ОНА поравнялась с нами и теперь начинает удаляться. Удаляется, удаляется. Со свернутой шеей, нарушая мыслимые и немыслимые уставные положения, выбегаю из строя.

— Товарищ лейтенант, — с вытаращенными глазами обращаюсь к Володе Доброву. — Мне срочно нужно до ветру!

Комвзвода недоверчиво смотрит на меня.

— В штаны не наложил?

— Никак нет!

— Ну, беги. Да поскорей. Догонишь?

— Ага!

Бегу и думаю: хоть бы не села в трамвай. Тогда пиши пропало. Делаю вид, что сильно запыхался, подбегаю, тяжело дышу. Перегородил ЕЙ дорогу. Молчу. ОНА удивлена, но смотрит доброжелательно.

— Я… вы, наверное, не помните меня… Ну, вы мне объяснили, хочу вас поблагодарить…

— За что? — усмехается ОНА. Видно, чувствует подвох. И две ямочки появляются у нее на щеках.

— Как же! Вы объяснили мне, как доехать до Сенного рынка. Без ВАС… Я ведь тогда без увольнительной… Тотчас попался…

— Куда?

— Это потом. Ну, вспомнили? И еще сказали, где находится почтовое отделение…

— Да, большое одолжение! — и смеется.

— У меня так мало времени… Если б вы только знали…

— Я вас не задерживаю, — говорит ОНА.

— А я вас так запомнил, что никак забыть не могу.

— Даже так?!

— Где мне вас найти?

— Зачем?

— Вы же понимаете, о чем я…

— Догадываюсь, — и снова смеется. Ей-богу, от ее этой улыбки с ямочками на щеках можно подохнуть.

— Так как же? — жалкий лепет. — Давайте завтра, там, где я вас тогда впервые встретил… На горбатой улочке. Помните? Встретимся, а? Мне нужно сказать вам что-то важное, а?

— А сейчас нельзя? — ОНА, конечно, все понимает, но душу мою выворачивает наизнанку.

— Можно, только времени никакого нету. — И протягиваю руку: — Я — Петя.

Тут ОНА расхохоталась, видно, пожалела меня, стало меня жалко, так просительны были мои ужимки.

— Яна, — и приветливо протянула мне свою руку.

Я схватил ее ладонь в вязаной перчатке.

— Спасибо, — говорю. — Значит, договорились? Не обманете? — ОНА отрицательно покачала головой. Точно. ОНА просто пожалела меня. — Спасибо! Я вырвался из строя…

— Вам за это ничего не будет?

— Значит, договорились?

— Да.

И я рванул догонять свой взвод. Бегу и то и дело оглядываюсь. Ее темная фигурка в лучах утреннего солнца становится все меньше и меньше, пока окончательно не растворяется в белом мареве.

Я бежал переполненный радостью и благодарностью ЕЙ за то, что согласилась встретиться, и Володе Доброву за его доброту.

Когда я, наконец, догнал взвод, Добров спросил меня:

— Донес? Молодец!

— Спасибо! — радостно гаркнул я и встал в строй.

Высокого роста, стройный, плоский мужчина сорока лет, мрачен, наблюдает, как проходят занятия по строевой подготовке. Командир роты капитан Лиховол. От него за все три часа занятий не услышишь и трех слов. Только изредка указательным пальцем подзывает своих подчиненных, командиров взводов, и без лишних слов:

— Плохо тянут носок. Подольше держите паузу, когда нога на весу. Ясно?

И уже до конца занятий ни слова. Пуговицы на шинели горят, сапоги блестят, спина прямая, как доска, выражение лица — постоянное недовольство, нетерпелив. Такое ощущение, что ждет не дождется, когда все это кончится.

Интересно, чем он занимается дома?

Лиховол решительно толкает входную дверь и, не раздеваясь, садится за стол у окна, опускает свой тяжелый подбородок на ладони, упирается взглядом в одну точку, словно в ней и находится опора всей его жизни.

Жена не жена, любовница не любовница — прекрасная русская женщина — стоит рядом, готовая исполнить любой его каприз, желание, приказание. Она садится напротив, ее добрые глаза, добрые мягкие руки, ее добрая душа обращены к мужчине. Она так долго смотрит на Лиховола, что вот и у него на лице дрогнуло одно веко.