Анатолий Алексин: Страницы воспоминаний

Меня очень трогала и его забота о тех мастерах слова, которые сами позаботиться о себе уже не могли, поскольку ушли из жизни… Кумир детей Николай Носов, переведенный на десятки языков, был человеком мрачноватым, как многие юмористы. И уж вовсе не допускал он критических вторжений в свое творчество. Так вот, Носов мне не раз говорил: «Закончил новый рассказ. Интересно, что о нем скажет Миримский». Муля остался верен Николаю Николаевичу и после его кончины: собрал и издал великолепный сборник, посвященный его жизни и книгам, неусыпно следил, чтобы юные читатели не расстались со своим веселым и мудрым другом. То есть чтобы издавались его повести и рассказы, однотомники и собрания сочинений. Да и только ли о продолжении носовской литературной судьбы он по-отечески пекся! Я был председателем комиссий по литературному наследию Льва Кассиля, Николая Носова, Виктора Драгунского — и был тронут верностью Мули тем, кто покинул землю… Подобная верность, что скрывать, не так уж часто встречается.

Наверно, самоцитированием заниматься грешно, но я тем не менее нередко повторяю фразу одного из своих персонажей и буду не раз повторять ее впредь: «Не воспринимайте чужой успех как большое личное горе!» А уж если человек умеет аплодировать успеху коллеги — это, на мой взгляд, достоинство редкое и высокое. Когда-то почти каждое мое утро начиналось со звонков Нагибина, Паустовского, Кассиля, Андроникова: «Вы читали сегодня «Литературку»? Какая замечательная статья на шестой полосе!», «Вы читали последний номер «Нового мира»? О, какой там роман Чингиза Айтматова!», «Спасибо вам за последний номер «Юности»… Читаю и перечитываю новую повесть Бориса Васильева. А стихи Булата Окуджавы, Жени Евтушенко, Юрия Левитанского!». Мало ныне подобных звонков. Если они вообще раздаются и здесь, и в Москве… Но вот приезжает в Израиль Муля Миримский, чтобы навестить сына и его семью, — и всякий раз привозит с собой книги, которые его восхитили: он хочет, чтобы мы с Таней разделили его ликование по поводу чужих успехов.

На этот раз он привез книгу широко известного всем почитателям литературы Бенедикта Сарнова «Перестаньте удивляться». И каким-то непостижимым образом в короткий срок сделал этот единственный экземпляр достоянием очень и очень многих. А еще он не просто привез, а, мне казалось, многим прочитал вслух номер журнала «Детская литература», от первой до последней страницы посвященный литературе израильской. «А какие рассказы Елены Ржевской, в том числе о еврейском детстве, опубликовал «Континент»! — сообщал Муля. — Вы должны прочитать…» Благодаря тому, что восторгается он голосом деликатно-застенчивым, не верить ему нельзя.

…Были времена, когда стали угрожающе частыми перекочевывания редакторов в писатели. Вероятно, начитавшись чужих посредственных рукописей, которые все же — вопреки своим качествам! — становились книгами, иные редакторы преисполнялись уверенности: «Так-то и мы можем!» И брались за перо… Однако знаю прекрасных редакторов, которые стали и прекрасными авторами. Первая из них — та же Лидия Корнеевна… Можно привести и другие весьма убедительные примеры. Вот Самуил Миримский… Его книги для юных сразу пришлись по душе читателям. А ведь детей и подростков не уговоришь, что книгу-де надо прочесть, потому что она полезна, воспитательна и т. д. Произведения для детей и подростков прежде всего обязаны быть увлекательными! Эти читатели не выносят аморфных, назидательных сочинений. Повести Самуила Миримского остросюжетны и органично соединяют в себе драматичность ситуаций с юмором. А юмор — это нередко кратчайшее расстояние между серьезной проблемой и сознанием читателя (особенно молодого!). Позволю себе, как уже случалось, процитировать собственные строки. Поскольку они здесь «к месту»…

Назвав свою великую трилогию «Детство», «Отрочество», «Юность», Лев Толстой вроде бы подчеркнул, что это совершенно разные периоды ранней поры жизни. Если человек семидесяти лет отличается от шестидесятилетнего лишь тем, что в семьдесят хуже обстоят дела с сердечно-сосудистой системой, то человек восьми лет и, допустим, тринадцати — это две совершенно разные личности. Выдающийся педагог сказал, что тринадцатилетний отличается от восьмилетнего гораздо больше, нежели от взрослого. Да, в юную пору каждый год — целая эпоха. И писатель, который не понимает этого, создает книги без адреса. Существует закон: все, что талантливо написано для детей, одинаково интересно и взрослым. Но обратного закона нет: далеко не все, что написано для взрослых, понятно и интересно детям. Не вовремя пришедшее к ребенку произведение (к примеру, прочитанные в одиннадцать лет «Братья Карамазовы» или книги Томаса Манна) способно лишь оттолкнуть ребенка от столь высокой литературы, к которой он может, увы, никогда уж более не вернуться. Муля Миримский хорошо понимал все это и как редактор, и как писатель. Вот почему повести его становились любимым детским чтением («Лето в горах», «История двух беглецов», «Скворец номер семнадцать», «Антон и зяблик», «Волшебная трубка капитана», «Озорники»…). Зяблики, скворцы… А книги-то все про людские судьбы. Авторитетные критики и литературоведы — к примеру, Лев Аннинский — не раз хвалебно откликались на Мулины книги. «Добрые люди — вот и все…» — комментировал Муля. Добрые-то добрые, но читателей в обиду не дадут!.. Поначалу он печатался под фамилией Полетаев, чтобы редактора не путали с автором.