Иван Лаптев - Власть без славы

Голос у Гришина был, можно сказать, железный, скрежещущий, в нем действительно звучал металл. От этого его речь производила еще более жуткое впечатление.

Резко приказав Платковскому сесть, все, дескать, ясно, Гришин вытащил на трибуну меня:

— А вы, секретарь парторганизации, что скажете? Что у вас за порядки, если каждый может выступать с политически вредными заявлениями, да еще в массовой аудитории, где, между прочим, его слушали политработники армии? Как вы работали с коммунистом Платковским?

И тут Крестьянинов голосом мелкого ябедника подсказал:

— Товарищ Лаптев защищает Платковского.

Гришин опешил:

— Как защищает? От кого? От нас защищает? От бюро Московского горкома партии? Что это за секретарь!

Повернулся и, испепеляя меня взором, спросил:

— Вы сколько времени секретарь?

— Около года, — ответил я, и на этом мое выступление закончилось.

— Вы — незрелый секретарь! Садитесь. С вами тоже надо разобраться.

Платковскому объявили выговор, правда, не строгий. Но больше и не требовалось, учитывая место его работы. По установленному в партийном аппарате порядку, человек, получивший выговор, увольнялся. Даже пенсию, на которую он имел право, выговор автоматически снижал: вместо положенных ему 200 рублей Платковский получил 170, что, правда, моментально излечило его от страсти защищать чистоту марксизма-ленинизма.

Меня описанное выше действо не очень расстроило, но сильно озадачило. Это потом я насмотрюсь и наслушаюсь всего, общаясь с партийными руководителями всех рангов, а пока недоумевал: что заставило члена Политбюро, многих работников московского горкома придать столь принципиальное значение глупости, изреченной одним из тысяч болтунов-лекторов, которых, по большому счету, и слушать-то никто не слушал? Что заставило их отложить серьезные дела и заниматься форменной ерундой?

Во всяком случае, ясно было одно: истину в таких разбирательствах не ищут, о целесообразности стрельбы по воробьям из пушек не задумываются. Видимо, важно только, чтобы пушка ухнула погромче.

О втором контакте с В. В. Гришиным, находящимся все в тех же партийных чинах, читатель узнает из главы «Делаем первые «Известия», он мало отличался от первого. Суть, однако, не в этом. Суть в том, что этот человек мог стать Генеральным секретарем ЦК КПСС, рассматривался в последние месяцы жизни К. У. Черненко как возможный его преемник. Именно это во многом объясняет решительность Горбачева, убравшего Гришина, к тому времени как по заказу уже достаточно скомпрометированного различного рода делами вокруг московской торговли, из состава Политбюро практически первым среди брежневских соратников.

Иным по характеру и содержанию было знакомство с Г. В. Романовым, много лет возглавлявшим ленинградскую парторганизацию (тогда город и область не были уравнены в правах), а затем в качестве секретаря ЦК КПСС курировавшим «оборонку».

Мы познакомились в Смольном, когда Романов был еще вторым секретарем обкома, сидел в сравнительно небольшом кабинете, имея всего одного помощника А. К Варсобина, позже — редактора «Ленинградской правды». Кабинет был практически пуст — ни шкафов с книгами, ни образцов продукции ленинградских предприятий, ни всяких там моделей самолетов, танков, катеров, украшавших трудовые будни многих советских начальников. Больше всего поражал рабочий стол Романова. Не размерами — обычный канцелярский стол, обтянутый зеленым сукном. Но абсолютно пустой! Ни книги, ни газеты, ни папки с бумагами, ни подставки с авторучкой, ни перекидного календаря — ничего! Как будто его только что доставили из магазина и еще не успели оформить.

Романов собирался выступать в центральной печати со статьей о развитии профессионально-технического образования. Молодежь не хотела пополнять ряды рабочего класса, поголовно стремилась в высшие учебные заведения, и руководство Ленинграда придумало несколько программ, — кстати, довольно эффективных — совершенствования профессиональной рабочей подготовки. Но сам по себе рассказ об этих программах вряд ли кого мог убедить, нужны были другие аргументы. Мы с Варсобиным уговорили Романова опубликовать таблицу сравнения зарплат инженерно-технического персонала и рабочих, положение было тогда такое, что инженер, проучившись 15–16 лет, приходил на зарплату в 90 — 120 рублей, проработав 10 лет, мог «подняться» до 170–190. Рабочий же именно со 170 начинал, для чего ему хватало двух лет профессионально-технического училища и школьной восьмилетки. Данные об этом не являлись секретными, они приводились во всех статистических справочниках, но народ, как известно, статистику изучает не по справочникам. Мы составили такую таблицу. Романов поколебался, но все-таки решил ее опубликовать.