Дарья Леонова: Воспоминания артистки императорских театров Д.М. Леоновой

Желание мое описать мою жизнь возникло во-первых из деятельности моей, как артистки, которой случалось сталкиваться со множеством людей разных общественных положений, во-вторых, как женщины, побывавшей во многих странах и объехавшей кругом света; наконец, история жизни моей, сама по себе, представляет, — льщу себя этой надеждой, — интерес для русских людей, как по моему происхождению, так и по тем путям, которыми суждено мне было достичь настоящего моего общественного положения.

Я была всегда настолько впечатлительна и восприимчива, что живо сохранила в памяти факты, случившиеся когда мне было всего два года от рождения, и потому я могу начать повествование свое с самого раннего детства.

Отец мой был отставной офицер. Жизнь его и характер, особенно в то время, представляют исключительную натуру, так как, по рождению, принадлежа к классу несчастных крепостных людей и чувствуя себя не в состоянии переносить эту тяжелую зависимость, он решился бежать и избрал себе долю, хотя также тяжелую, но по его взгляду более достойную, а именно — военную службу.

Быв еще у помещика, отец мой с детства состоял певчим в домашней церкви его. Помещик, заметив его голос, музыкальные способности и большую охоту, которые выделяли его из дворовых людей, определил его в школу военной музыки лейб-гвардии Гренадерского полка. На его долю выпал самый трудный инструмент — это тромбон. Учась в школе, он в то же время пел на клиросе.

Отец мой участвовал в походах 1812-14 годов. По окончании войны, предложено было участвовавшим в ней, по желанию, или остаться на службе, или выйти в отставку с получением чина и единовременного пособия. Он избрал последнее, желая возвратиться на родину, чтобы повидаться с родными и показать себя только что произведенным офицером. Но прежде чем добраться до Осташковского уезда (Тверской губернии, места своей родины), он пробыл некоторое время в Петербурге, где женился на дочери чиновника, Екатерине Ивановне Ивановой. Первые дети их умирали. До меня было шесть человек, из которых в живых остался только один брат, на три года старше меня.

Из Петербурга родители мои отправились в Вышний Волочок, где по каким-то делам отец должен был прожить некоторое время. Тут-то я и родилась, в 1835 году. Из Волочка они поехали в Осташковский уезд, где отец поступил управляющим имением к помещику Полторацкому. Но он недолго пробыл в этой должности. Характеру его несвойственны были хитрость и суровое обращение, что неизбежно было связано в те времена с деятельностью управляющего, — и он отказался. Доказательством неспособности его к такому делу служит то, что, во время управления своего, он не только не нажился, но прожил даже последние свои гроши.

Что было делать и куда деваться! Положение было безвыходное. Судьба пришла на выручку: находился в Осташковском уезде один помещик, Ивков, который отличался благотворительностью; он помогал всем, обращавшимся к нему, по мере возможности и вникал в положение всякого. Узнав о бедственном положении нашей семьи, он дал нам приют в своем имении, где мы прожили месяцев шесть и где родители мои познакомились с сестрой Ивкова, бедной помещицей, владелицей села Рыжкова, проживавшей верстах в четырех от брата. Все село ее состояло из четырех дворов, из которых три двора вымерли буквально в один день от горячки. Бедная помещица этого несчастного села нашла возможность предложить отцу моему старый барский дом, который пустовал; сама же она жила в новом строении. Причиною такой доброты Ивковой было расположение к моей матери, которая заинтересовала ее рассказами о Петербурге и о петербургской жизни, что составляло, в те времена и в такой глуши, немалый интерес. К этому времени относятся самые ранние воспоминания мои, запечатлевшиеся яркими образами и эпизодами в моей памяти.

Так, например, много времени спустя, спрашивала я матушку, где это и когда в комнату нашу залетели курицы. Она удивилась. «Неужели помнишь ты это, — говорила она, — ведь тебе было тогда всего два года?» [1] Как память, так и физическое развитие (по словам матушки) шли у меня необыкновенно быстро. Шести месяцев я уже могла стоять на ногах, а семи месяцев ходить.