Петр Худяков - Путь к Цусиме

Это — верные, благородные исполнители своего служебного долга, до конца испившие свою горькую, роковую чашу. Уцелевшая часть их была взята в плен с дравшихся до последней возможности кораблей, погибших в неравной борьбе. А другая часть их, еще более значительная, пошла ко дну, бессильная справиться с теми повреждениями, которые среди сплошного, беспрерывного пожара наносил их кораблям неприятель. Одни из них задолго перед этим пали мертвыми и продолжали в бою часами лежать неубранными там, где смерть застигла их; другие боролись еще со своими смертельными болями на перевязочном пункте — с надеждой в сердце, что свои не забудут их и вовремя снимут с подбитого корабля; третьи все еще работали в полной уверенности, что их слабые, ничтожные усилия могли чем-нибудь помочь кораблю, который, может быть, не более как через 2–3 минуты после этого иногда бывал уже опрокинут мощным ударом вражеского снаряда…

Всех их заставили перед боем преодолеть сначала трудности тяжелого морского перехода — кого за 30.000 верст, кого за 14.000 в. Особенно много труда и забот выпало во время этого перехода на долю механиков.

Всех их заставили пережить тревожное и мучительное месячное плавание от Мадагаскара до Аннама под непрерывной угрозой ночных минных атак со стороны неприятеля, — пережить тяжелые ночные вахты при изнурительных климатических условиях.

Всех их заставили перенести муки неизвестности того, что ожидает их впереди; они не знали, куда они идут; они шли без малейшего намека на задачи ближайшего будущего, на общий план предстоящих действий.

Всех их мучили нелепыми известиями с театра войны и тревожными телеграммами о них самих, которые могли прочитать на родине их близкие [315].

Всех их игнорировали… Им обидно не доверяли никаких данных о предстоявшем, считая их недостаточно серьезными, способными сболтнуть некстати что-нибудь лишнее, неспособными оберегать интересы своей родины… Равнодушные, безучастные чиновники боялись взглянуть на них, как на разумных и взрослых людей, и со своей стороны во-время не позаботились поднять уровень их нравственного развития и понимания там, где это требовалось. Проще, конечно, было смотреть на них, как на сильные руки, крепкие ноги, как на живой, послушный механизм, который так легко и просто "заводится" посредством властного, нередко хмельного и грубого окрика… Так и делали.

Их не только не уважали, но и ничуть не жалели… Их изнурили перед боем усиленной очередной работой; им приготовили и сверхурочную работу по тушению пожаров в бою… Жалели дорогую мебель, предметы роскоши и комфорта, но… людей не жалели.

Наш противник поступал однако не так. В бою пожаров у него на кораблях почти вовсе не было. В Японии не только офицеры, но и все лица, носившие звание, соответствующее унтер-офицерскому, имели при себе и карту, и диспозицию, и знали общий план работы. Убивали офицера, у них всегда оставались люди, знающие, что надо делать дальше; каждый из команды знал это, и никто из них не злоупотребил этим благородным доверием во вред своей родине… [316]

Кто из наших был ранен в бою, тем оказывали первоначальную помощь; но затем иногда о них вовсе забывали и оставляли на корабле даже и тогда, когда для всех было ясно, что гибель корабля была неминуема, когда с него давно бежало уже все начальство… Само оно не пожелало дожидаться погрузки на миноносец раненых героев, но оно даже не потрудилось сделать и распоряжения, чтобы за ними пришел другой свободный миноносец или крейсер… [317]О возможности назначения транспортов для снимания на них людей с гибнущих кораблей, как об этом гласила записка Рожественского, поданная им в морской штаб (см. выше страницу 63), в бою никому, конечно, и в голову не могла придти такая мысль, как явно несообразная; и только в начале боя корабли "Анадырь", "Корея" и "Свирь" приняли на себя подобную роль по собственной инициативе.

А тех офицеров, кто был ранен в бою, но имел несчастье попасть в плен вместе с экипажем Небогатова, в начале 1906 года мы ухитрились даже обречь на голодовку, впредь до получения решения суда по вопросу о сдаче Небогатовского отряда Японцам [318].

К привезенным на погибель нашим борцам за родину отнеслись в конце концов без внимания [319], без уважения, без жалости, без сострадания: всех заодно их просто подставили под верные убийственные выстрелы врага, заранее избрав для всего состава эскадры однообразный, наиболее прямой и верный путь к гибели…