Я был художественным руководителем у одного режиссера на Одесской киностудии, и он мне показал свой материал. В одной сцене актер идет к торшеру, источнику света, а тень – впереди него. Я ему объяснил, что тень должна падать сзади. Он поразился:
– Разве?
То есть многие не знают даже азов операторского мастерства. Хорошо, что тот режиссер меня послушался и исправился, взял другого кинооператора.
Многие современные российские кинематографисты говорят, что любят кино. А это любовь горькая, она с трудом связана, с сердцем. Это когда режиссер сопереживает своим героям, и то, что в его душе, передает актерам. Он и утверждает на роли тех актеров, которые сумеют передать то, что режиссер переживает. А сейчас, к сожалению, очень много пустоты, бездуховности, безграмотности. Малоначитанности. У нас было правило: если человек не читал «Войну и мир», ему не надо идти в кинорежиссуру. А сейчас сплошь и рядом студенты кинематографических институтов не читали ни Толстого, ни Тургенева, ни Достоевского. Как можно без этой интеллектуальной базы идти и нести драматургию? Что может написать сценарист, не зная, что до его рождения в мире уже жили и творили такие драматурги, как Чехов, Горький, Сухово-Кобылин? Поэтому сейчас и школа стала такой, что преподавателями актерского мастерства оказываются люди, не сыгравшие ни одной роли: ни в театре, ни в кино – «теоретики». Часто у преподавателей режиссуры в подмастерьях люди, не снявшие ни одной картины.
В советском кинематографе присутствовала духовность – от слова «душа». Если взять фильм «Летят журавли», то в свое время это была очень смелая, даже экспериментальная картина, в которой многие традиции кинематографической классики были расколоты. Но какое внимание к глазам человеческим! Оператор Сергей Урусевский на протяжении всего фильма пристально вглядывается в глаза героев – Алексея Баталова и Татьяны Самойловой. Андрей Рублев А. Тарковского смотрит чуть поверх камеры, и ты понимаешь, что он слушает окружающий мир и пытается понять его, и этот мир в нем живет – то есть вот эту глубину человеческого духа режиссеры выносили на экран. Эти традиции, к сожалению, утрачены современными кинематографистами, у них часто крупный план непонятно для чего показывается.
Сегодня очень актуально выражение «говорящие головы», особенно на телеэкране. Современные актеры говорят текст, а глаза пустые: нет чувств, нет переживаний. Они не знают, что такое пауза. Текст проговорили, еще и через губу. Им неважно, обратили ли зрители внимание на ту фразу, которую они сказали. Я вижу в этом некоторое легкомыслие. Хотя есть и замечательные молодые актеры, например, Катя Климова. За ней интересно смотреть, за ее глазами, за ее взглядом.
Сейчас кино во многом стало компьютерным. Поэтому я вернулся к театру и с удовольствием играю антрепризы. На сцене ты каждый раз играешь по-разному, привносишь разные краски, чувствуешь дыхание зрительного зала. Я знаю, что вот этот спектакль зрители приняли так, а другой – иначе. В театре партнеры особенно важны: мы отталкиваемся друг от друга на сцене – как говорил Станиславский: петелька-крючочек-петелька-крючочек – и мы чувствуем, что у нас сегодня кружево было такое, а завтра – другое. Это приносит удовлетворение и радость. А это должно быть и в кинематографе. Я помню, как Андрон Кончаловский часами при монтаже сидел над сценой и не мог остановиться на конкретном дубле – выбирал и не мог принять решение, где точнее передана та или иная эмоция. Он искал: что оставить, что сказать этой сценой зрителю. А сейчас все стараются уложиться в сроки, берут первый попавшийся дубль.
Я знаю режиссеров, которые плакали, когда чиновники вырезали фрагменты их фильмов: для них это было как вырезать кусок жизни – не столько жизни на экране, но твоей жизни.
Раньше была жесткая цензура, сейчас ее нет, но пришла распущенность. Тебя никто не ограничивает, а ограничения иногда нужны – ну хотя бы в тебе самом. Ты должен знать, что это плохо, это безвкусно. В некоторых спектаклях на сцене ругаются матом. И говорят: зато правда. Правда, она есть правда. Но если ты говоришь о правде жизни, то она должна быть чистой, чтобы зрителя вела к добру и к свету. А не к похабщине и матерщине, помойке и грязи. Это зависит, мне думается, от воспитания, от школы. Поэтому главные вопросы, которые режиссер должен задать себе: для чего он идет в искусство? Что он хочет сказать миру?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу