Константин Михаленко - 1000 ночных вылетов

И было за что! Не говоря о высокой точности бомбометания, которое велось на малых высотах и скоростях, ночная бомбардировочная авиация, получившая у немцев название «москитной», угнетающе действовала на психику гитлеровских солдат. Над их головами от заката до восхода солнца висели невидимые в темноте тихоходы и методически сбрасывали бомбы. При этом нельзя было определить, где и когда упадет следующая бомба. А кого же не выведет из равновесия постоянное напряженное ожидание бомбежки, вслушивание в монотонное гудение маломощного мотора, напоминающее гудение назойливого комара? И это моральное воздействие на врага было не менее эффективным, чем то, что достигалось в результате применения грозных «PC» — «эрэсов» — реактивных снарядов, подобных знаменитым «катюшам», которыми были оснащены наши штурмовики. Малая бомбардировочная авиация на первых порах была укомплектована учебными самолетами из аэроклубов и некоторых военных училищ. Позже, когда определился успех ее использования, были построены специальные заводы, и новые самолеты ПО-2 поступали на фронты непрерывно.

В этот полет летчики пойдут без штурманов. В задней кабине каждого самолета, где место штурмана, уложены мешки с продовольствием, ящики с боеприпасами, медикаменты. На обратном пути в освободившиеся от грузов кабины сядут раненые бойцы конного корпуса генерала Белова, что рейдирует по ближним тылам противника, громя коммуникации и уничтожая тыловые гарнизоны.

Конники Белова связались по радио со штабом нашей армии, указали район, подобранный для посадки, и обусловили сигналы, по которым наши летчики смогут определить посадочную площадку. Сигналы просты: четыре костра, образующие прямоугольник, — границы посадочной площадки. Площадка должна быть на лесной поляне. Все кажется предельно просто. Но я в течение дня не отстаю от Федора и заставляю его — в который раз! — вычерчивать на память путь от нашего аэродрома до лесной опушки в тылу немцев и обратно. Наверное, Федору надоели до смерти мои придирки, мои наставления, и он с удовольствием плюнул бы на все и ушел. Но чего не сделаешь во имя дружбы! Он чертыхается и вновь чертит, чертит:

— Вот здесь, Федя, от деревни отходят две дороги, а у тебя одна. Повтори всю схему.

— Послушай, а не послать ли тебя к черту?

— Федя!

— Если вычерчу без единой ошибки — отстанешь?

— Клянусь!

Опять и опять вычерчивает Федор схемы и шутливо брюзжит, сетуя на свою судьбу, на придирчивого штурмана:

— Всю жизнь мне не везет: то одно, то другое, а теперь вот ты на мою голову! Смотри — все уже начертили, подготовились и в козла режутся, а ты? Откуда ты взялся, наказание мое!

«Брюзжание брюзжанием, а район надо знать на память твердо. В ночном полете не очень-то воспользуешься картой. И к этому выводу мы с тобой, Федя, пришли еще в первом полете», — думаю я.

Я провожаю Федю к самолету. Это не тот самолет, на котором мы летаем обычно. Наш ремонтируют, а это совсем новый. Федор залезает в кабину, усаживается, пытается приподнять сиденье. Оно заело, не двигается.

— Вот черт, низко! Что бы подложить?

Мне под руку попадается сумка с запасными дисками для ДА. [3] ДА — авиационный пулемет конструкции Дегтярева; излюбленное оружие штурманов малой авиации Протягиваю ему один диск:

— Подойдет?

А Федор улыбается, опять копошится в кабине:

— Давай еще один! Или сразу парочку.

— Эх, не вышел ты ростом, командир! — не могу сдержать улыбку. — Мал ты у меня, мал.

— Дуб вон тоже в небо тянется! А толку? Дубина — дубиной!

Взвивается в небо зеленая ракета — сигнал к вылету. В мерцающем свете мне видно улыбающееся лицо Федора. Он высовывает из кабины громадную меховую рукавицу с оттопыренным большим пальцем:

— Порядок!

Я смотрю вслед рулящему самолету Федора, смотрю, как он бежит вдоль тусклых огней старта, смотрю до тех пор, пока самолет не тает в глубине звездной ночи.

Еще в сумерках увел девятку первой эскадрильи командир полка. В этом полете он ведущий.

Командир эскадрильи, младший лейтенант Уразовский, идет замыкающим.

Вторую эскадрилью — три звена по три самолета, ведет комэск-два лейтенант Брешко. Он идет по большому кругу над аэродромом и ждет, когда к нему пристроятся ведомые — звенья младших лейтенантов Елина и Фёклина. В звене Фёклина и мой Федя.

Вчера полк имел аналогичное задание, но оно не было выполнено. У ведущего девятки комэска Брешко вдруг забарахлил мотор, и он вынужден был вернуться на аэродром. Никто из летчиков не гарантирован от неисправностей в моторе. К тому же наши самолеты не оборудованы радиостанциями, командир не может передать командование своей девяткой кому-то другому, не может даже предупредить о случившемся. Разве он виноват? Видимо, поэтому сегодня по приказу командира полка в каждой эскадрилье определен заместитель командира. Он идет замыкающим, чтобы видеть маневр всей девятки, и готов в случае необходимости выйти вперед и взять на себя командование.