Нестор Махно - НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ

«Батько, мы по борьбе истинные ваши сыны, сыны нашего народа. Верьте нам, что мы, услыхав о разгроме отряда Метлы еврейской колонии № 2, знаем и чувствуем, как это отозвалось на вас. Верьте, что с такой же болью, как и вы, мы вместе с нашим сердцем и разумом переживаем этот позор. Клянемся вам, батько, что среди нас в наших частях такого отношения к еврейству не замечается, а если появится, то вашим именем мы его уничтожим. Поддержите нас в этом». Такая резолюция на меня, упавшего было духом и опустившего руки в борьбе против деникинщины, произвела благотворное действие.

Я издал и разослал по всем частям приказ, в котором ясно обозначалось, что всякий грабеж, изнасилование или убийство не только еврея или мирного жителя какой-либо другой нации, но даже человека, стоящего в рядах наших прямых противников деникинцев без ведома штаба боевого участка, повлечет за собою расстрел всех командиров той части, в которой окажутся преступники. В случае неисполнения приказа - сам застрелюсь, чтобы не видеть и не слышать о подлых людях, творивших моим именем нечеловеческие преступления.

Этот приказ, помню, вызвал среди повстанцев горячую готовность стоять на страже справедливых отношений как к мирным жителям, так и к захваченным противникам.

Правда, но отношению к противникам, в зависимости от момента, наша тактика менялась, но по отношению к мирным жителям независимо от того, к какой нации они принадлежали, сохранялось самое миролюбивое отношение.

Был февраль 1919 года. Деникинцы девять дней осаждали Гуляй-Поле со стороны Полог и Цареконстантиновки. Гуляй-Полю каждую минуту грозило нападение. Благодаря усиленной общей работе населения, в том числе и еврейского, по рытью окопов, по смене людей на фронте, мы геройски выдержали тот натиск со стороны противника и, в конце концов, заставили генералов Тило и Виноградова и их приспешников позорно бежать десятки верст.

Успех на фронте дал мне возможность глубже заглянуть в общественную жизнь района. Наряду с жизнью сел и деревень вообще, я заинтересовался жизнью еврейских колоний в частности. Таких колоний в нашем районе разбросано довольно много.

Собрав всех старост этих колоний и выяснив, сколько жителей в каждой из них, чем они занимаются и как живут, я поинтересовался, посещают ли их ночные грабители, заезжают ли к ним повстанцы, и если заезжают, то, как ведут себя. Мне сказали, что грабители изредка по ночам действительно появляются. Повстанческие отряды тоже порой заходят и в массе своей относятся к еврейскому населению миролюбиво. Были случаи, когда повстанцы сами тут же на глазах еврейского населения секли шомполами своего товарища выскочку, попытавшегося обидеть «жида».

Выслушав все это, я тут же предложил всем старостам организовать в своих колониях самоохрану,

По штабу мною было отдано распоряжение - выдать на каждую колонию по 8 винтовок и по 10 патронов к каждой из них. Через самый короткий срок это распоряжение было в точности выполнено.

Это вооружение еврейских колоний не было секретом, и о нем скоро узнали окружные села.

По наветам погромных элементов, везде и всюду кричавших, что жидов нужно бить, ко мне из сел стали доноситься голоса - почему, мол, батько Махно вооружает евреев, почему он так заботится о них.

Услышав это, я и некоторые из членов культурно-просветительного отдела при главном штабе провели по селам целый ряд митингов на эту тому.

Когда же один анархист письменно запросил меня, как вы, батько, смотрите на евреев, я ответил ему открытым письмом в 3-м номере газеты «Гуляй-польский Набат», выходившей тогда в Гуляй-Поле.

С этого времени в нашем районе начался резкий перелом в умах крестьянства по поводу еврейства.

Евреи от колоний участвуют в 2 и 3 районных съездах в Гуляй-Поле. Евреи вступают в семью общественного строительства.

По зову военно-революционного совета, избранного съездом, евреи дают так же, как и все крестьяне, в ряды революционно-повстанческой армии Украины махновцев своих сыновей.

На сомнение многих в том, что из евреев будут хорошие воины, я отвечаю тем, что группирую всех евреев в отдельную боевую единицу. Узнаю, что среди евреев этой боевой единицы есть артиллеристы старой службы и поручаю им сорганизовать полубатарею.

Когда же я увидел, что эта полубатарея прекрасно сорганизована и дисциплинирована, я расширяю ее в батарею с еврейской полуротой прикрытия.

Таким образом получается отдельная боевая единица, состоящая исключительно из евреев, которая добровольно, руководствуясь исключительно лишь чувством гражданского долга, становится рядом с десятками других таких же боевых единиц, как она, но состоящих из крестьян и рабочих, переносит вместе с ними вес тяжести и лишения фронтовой жизни, проливает кровь, кладет свои жизни за общее дело всестороннего раскрепощения трудовых народов Украины.