Нестор Махно - НА ЧУЖБИНЕ 1923-1934 гг. ЗАПИСКИ И СТАТЬИ

Крестьяне многие говорили: «Пусть сгорит все наше в селе, лишь бы вы остались живы. Мы надеемся, что все же мы победим».

Из леса мы выехали благополучно, без всяких поражений.

Село Дибривки все сильнее и больше охватывалось огнем, и путь наш до села Гавриловки освещался словно днем.

Артиллерийский обстрел леса не прекращался. Гул его доносился к нам и этим напоминал нам кошмар, переживаемый крестьянами-дибривцами.

Село Гавриловка было все на ногах. Въезжая в него, мы говорили крестьянам, что мы - губернская державная варта и тут же спрашивали: - Не бежали ли здесь банды Махно и Щуся? - На что получали ответ:

«Мы таких банд не знаем и не слыхали». И в свою очередь спрашивали нас: «А что это по направлению Дибривок горит, и что за стрельба оттуда слышится?»

И когда мы им объясняли, что это мы зажгли с. Дибривки за то, что они, дибривчане, бунтуют против нашего гетмана и наших союзников немцев и австрийцев, спасших нашу Украину, то некоторые из крестьян восклицали: «Ага, так им и надо! Там где-то и наши сыновья поехали им отомстить, а то они - эти дибривцы - организовались, и им ничего не сделаешь». Другие же, понурив голову и тяжело вздыхая, спрашивали: «Да неужели сожгли всю Дибривку?..»

После долгих объяснений мы узнали, что злорадно восклицавшие: «ага, так им и надо!» - были крупные собственники, сыновья которых находились в карательных отрядах и сейчас были в с. Дибривках.

Поэтому было сделано распоряжение все дома этих собственников сжечь.

Из Гавриловки мы переехали через Ивановку в одно из помещичьих имений, где и остановились на отдых.

Хозяевам экономии было заявлено, чтобы они никуда из экономии не выходили. Сами мы зарезали быка, и кто готовил завтрак, а кто улегся спать. Было утро. Солнце чуть-чуть подымалось в направлении с. Дибривок. Зарева уже не было видно. Но черные клубы дыма еще закрывали синеву неба, и это напоминало нам вчерашний день.

Я долго думал о нем, но в конце концов от страшной усталости уснул.

Спустя некоторое время меня разбудили и доложили, что наши разведчики привели из села Андреевки (Клевцово) тачанку с тремя вооруженными немцами-колонистами, ехавшими из села Дибривок. Их ввели ко мне. На вопрос мой: «Вы, бандиты, где были?» - я получил ответ: «Мы не бандиты; мы бандитов ездили бить».

От них я узнал, что они ездили в село Дибривки ловить Махно и Щуся, но что им этого из-за трусости австрийцев не удалось; но зато село Дибривки все сожгли, как они говорили. Я долго с ними беседовал на эту тему. И они, считая, что говорят с начальником отряда губернской державной варты, каким я им представился, подробно мне описали, как расстреливали и избивали крестьян, как жгли дома, как быстро и сильно загорелось все село, и как еще продолжает гореть. Все это я, скрепя сердце, выслушал и затем сказал, что это хорошо, так только и можно проучить непокорных крестьян и заставить уважать пана гетмана и его законы.

- Да-да! - подхватили немцы-колонисты. Но когда я сказал им: «Спасибо за ваши новости; они для меня очень важны; они, ваши новости, говорят, как я, Махно, должен с вами поступить сейчас», и когда я подозвал к себе Щуся и показал им его, - они остолбенели. И затем уже, когда я сказал, что народные убийцы не должны бояться кары, -хотя бы она выражалась смертью, - немцы-колонисты видимо пришли в себя и заявили мне: - Мы пойдем с вами и будем верно служить вам.

Я лично не мог дальше опрашивать их. Я схватился руками за голову и, убегая от них, неистово плакал.

Меня не интересовала ни их смерть, ни жизнь. Я видел в них подлых людей и старался больше не видеть...

Мысли мои были в селе Дибривки. И я, точно помешанный, ходил по двору экономии, устремив свой взор в направлении этого села, из которого поднимались черные клубы дыма, застилая собой все небо.

Во мне что-то страшное подымалось, и я испугался сам себя. Это заставило меня поспешить увидаться с кем-либо из близких мне людей.

Я направился к помещению, где прежде отдыхал. По пути встретился с тов. Каретником, который шел доложить мне, что разъезды поймали еще несколько тачанок с немцами-колонистами и собственниками хуторянами; что все они были вооружены, говорили то же, что и первые, ввиду чего их казнили. Ничего не ответив на это, я приказал, чтобы объявили всем приготовиться к отъезду.

В задачу нашу входило, как можно скорей объехать села и местечки уезда и проинформировать крестьян о том, что австрийцы и гетманцы сделали с селом Дибривки.