Владимир Сысоев - Анна Керн - Жизнь во имя любви

Больная так встревожилась, – рассказывал дальше Осип Андреевич, – стала расспрашивать, и когда после настойчивых её требований (её боялись волновать) ей сказали, в чём дело, она успокоилась, облегчённо вздохнула и сказала с блаженной улыбкой: «А, наконец–то! Ну, слава богу, давно пора!»»

Почти все исследователи утверждают, что вскоре после похорон матери Александр Александрович Марков–Вино–градский застрелился.

Однако О. А. Правдин написал Б. Л. Модзалевскому 19 февраля 1908 года:

«Александр Александрович был очень милый, добродушный и жизнерадостный человек, но непонятно в силу каких обстоятельств не сумел примениться к какому–нибудь делу и часто материально бывал в тисках. Чего–чего он только не предпринимал, не попробовал; в юности он попал даже в казённую школу при Императорских Петербургских театрах; учился на драматическом отделении, но, сыграв неудачно несколько ролей, покинул её и бросил мысль о сцене. В школе, однако, долго держалась память о нём, ибо мальчишки–школьники сочинили о нём какую–то нелепую песенку, которая передавалась из поколения в поколение. Если мне память не изменила, то эта белиберда распевалась так:

Марков – «Чацкий»

Виноградский, «Де–Лагарди»,

«Де–Ламом»,

Deux fois {96} «Угар»!

Этим высчитывалось, что он сыграл неудачно: Чацкого, Де–Лагарди, Де–Ламома и два раза какую–то роль Угара; хотя вообще нельзя было сказать о нём, что он был человеком неспособным, – даже напротив… Но он был в полном смысле неудачник. Даже смерть его была какая–то неожиданная и не совсем ясная: у дочери его, Аглаи, был дифтерит… Неизвестно, заразился ли он от неё, или неудачно отравился, но в один прекрасный день он ушёл с вечера спать, а на утро был найден мёртвым, причём, оказалось, что за ночь он для чего–то принял громадную дозу бертолетовой соли… Врачи так и не объяснили, и он унёс эту тайну в могилу. Жена его, Елизавета Васильевна, оставшись без всяких средств, служила в провинции кассиршей в театрах, дала образование своей дочери Аглае и сделала из неё дельную актрису…» [91]

Внучка Анны Петровны Аглая Александровна (1874– 1941/42) вышла замуж за Митрофана Николаевича Кулжинского, в 1900–х годах была драматической актрисой, выступала в частных провинциальных театрах под фамилией Дараган. Именно у неё хранился оригинальный миниатюрный портрет А. П. Керн 1820—1830–х годов, выполненный на слоновой кости, который в середине октября 1904 года был ею пожертвован в Пушкинский Дом, а ныне экспонируется во Всероссийском музее А. С. Пушкина. Она же передала Модзалевскому через своего дальнего родственника Н. Д. Романова записки своего деда. В 1937 году Аглая Александровна Кулжинская–Дараган передала Государственному литературному музею столик А. П. Керн [92].

По некоторым сведениям, умерла внучка Анны Петровны в блокадном Ленинграде. Её портрет работы художника В. В. Гундобина находится в Самарском художественном музее.

В столицах смерть Анны Петровны осталась незамеченной, и только на следующий год о ней вспомнили по случаю торжеств, сопровождавших открытие памятника Пушкину в Москве, и некоторые периодические издания поместили краткие некрологи. Один из них, написанный известным библиографом, историком и публицистом, автором трудов по генеалогии князем Николаем Николаевичем Голицыным, заканчивался словами: «Теперь уже смолкли печаль и слёзы, и любящее сердце перестало уже страдать. Помянем покойную сердечным словом, как вдохновлявшую гения–поэта, как давшую ему столько „чудных мгновений“. Она много любила, и лучшие наши таланты были у ног её. Сохраним же этому „гению чистой красоты“ благодарную память за пределами его земной жизни».

Завершено описание жизни одной из замечательных женщин XIX века из ближайшего пушкинского окружения, построенное на основе как ранее опубликованных работ, так и вновь обнаруженных автором документов.

Эта книга рождалась нелегко. Порой автор даже сожалел о том, что взялся за этот неблагодарный труд, навлёкший множество упрёков тех, кто прочитал её в рукописи: от мнения, что книгу об Анне Керн должна написать женщина, до риторических вопросов: «За что же вы так Анну Петровну – не по–рыцарски, не по–джентльменски, не по–мужски?!» Уважаемые специалисты высказали много замечаний, и автор решил отложить рукопись, на некоторое время дистанцироваться от темы, а позже поглядеть на написанное свежим взглядом. Прошёл год, но в авторском понимании образа Анны Керн мало что изменилось. Были только добавлены новые материалы, более деликатно построены некоторые комментарии интимных моментов, а в иных случаях – они были и вовсе убраны, чтобы читатели могли делать собственные выводы. В таком виде мы и представляем биографию Анны Петровны Керн на суд широкой аудитории.