Вольфзангер Вилли - Беспощадная бойня Восточного фронта

Речь не идет об общем осуждении всего поколения, а о роли некоторых личностей и организаций в этой войне. Ясно, что для отделения зерен от плевел надо брать за основу такой фактор, как законность, которая и определяет поведение человека в тоталитарных системах и тотальной войне. И вместе с тем возникает вопрос: имел ли одиночка альтернативу участия в преступлениях этой войны? Суды вермахта вынесли 30 ООО смертных приговоров, большую часть против дезертиров. 15 ООО было приведено в исполнение. «Человек стал приравненным к кусочку стали. Для властей это был только один винтик из общей массы, только единица, способная носить оружие, послушное тело служителя машины, — сетует несчастный солдат Вольфзангер. — Мы не хотели этого. Но мы уповали больше на случай в бою, надеялись на смерть, которая будет одобрена законом». Тем, которые рисковал своей жизнью ради «смерти, одобренной законом», на много столетий было отказано в признании.

«Для нас, солдат, даже и речи не шло о каких-то колебаниях и переживаниях, — вспоминает в последнее десятилетие послевоенного года журналист Ханс-Адольф Якобсен, бывший лейтенант вермахта. — Больше занимали проблемы семьи, страх за нее. Все другое было уже вторичным». Якобсен вспоминает многочисленные истории из быта своего подразделения, которые напоминают и другие книги ветеранов вермахта, появившиеся в середине девяностых годов. Он цитировал их высказывания во вступлении к своей книге. Такие, например: «Мы на передовых позициях смело исполняли свой почетный долг. Вели борьбу с противником так, как нам, солдатам, было это приказано. Но за нами проходили карательные колонны Гитлера, и за это мы не несем никакой ответственности». Попытки разделить ответственность за войну, возложив ее на солдатский долг, а не на национал-социалистов, продолжаются до сих пор. Они не соответствуют объективному положению дел и основываются на субъективных воспоминаниях, которые зачастую искажают историю.

«Если мы попытаемся найти общую связь политики и методов ведения войны, — пишет далее Якобсен, — мы — и я в том числе — должны будем подтвердить, что являлись соучастниками преступления (…), хотели того или нет, но прикрывали действия зондеркоманд СС».

Игнац Бубис, ныне покойный президент главного еврейского совета Германии, вспоминал через полвека эпизод из своей жизни. В 1942 году он жил в гетто Деблин на Висле: «Когда в конце сентября это гетто прикрыли и всех евреев выгнали, летчики немецкой авиации стреляли в убегающих. Они, правда, непосредственно не участвовали в расстрелах в пределах гетто — этим занимались СД, СС и отряды полиции, — однако делали все для того, чтобы евреи не могли убежать. Были и такие солдаты, которые втихаря совали нам хлеб или сигареты. Позднее, когда нас отправили работать на авиационную базу, были и офицеры, стремившиеся нам помочь. Втайне от СС через вновь пригоняемых на базу на принудительный труд рабочих передавали нам некоторые продукты. И поддерживали нас таким образом до июля 1944 года. Но это были только единицы».

По этому отрывку из книги Бубиса можно судить и о причинах двойственности суждений в военных записках Вольфзангера. Как солдат вермахта, он не возражает против убийств мирных жителей. Но есть у него и другая правда. Вольфзангер презирает систему, которая заставила его слепо следовать приказам. Война разрушала его жизнь, в то время как он был готов разрушать жизни других. Это субъективная диалектика противоречит слишком простому выводу об ответственности Вольфзангера за соучастии в преступлении.

«Покаяние» Вольфзангера, написанное вне какого-либо определенного интервала времени, намного более объективно рассматривает проблемы дифференциации ответственности, чем это делают участники политических дискуссий. Автор, свободный от влияний послевоенных споров и десятилетий политической борьбы, довольно здраво рассуждает о характере поведения солдат вермахта на войне. Но многое из того, что он написал, вряд ли можно было бы опубликовать сегодня. Это сказывается и в его словаре, и в заносчивой «цыганской» манере повествования. Он описывает грабежи населения без особого протеста, используя при этом нацистское определение «экспроприация». Его суждения о других народах обусловлены чувством культурного превосходства. Рассуждения Вольфзангера о русских женщинах вполне соответствуют существующим в то время в Германии взглядам. Он описывает то, что испытал, и то, о чем думал. Многое в его книге нельзя назвать достаточно корректным. Уже избранное им название главы «Русские приключения» может привести к недоразумениям. В самом деле, многие его рассуждения не сходятся. Здесь перед нами предстает личность человека, воспитанного в системе гитлерюгенда, солдата национал-социалистской Германии, но не являющегося нацистом по своей натуре и убеждениям. Вольфзангер никакой не нацист. Он скорее пацифист, который воюет в конечном счете за ненавистную ему идеологию и против людей, к которым не испытывает зла. Он страдает на этой войне, но одновременно она заполняет его душу. Изображенные им страдания людей показывает варварскую сущность войны. Но одновременно из его книги мы узнаем о той машине уничтожения, которая практикует варварскую форму обращения с людьми. Против нее невозможно что-либо сделать мирными средствами.