Сьюзи Хазел Манди - И падут подле тебя тысячи

Национал–социалистическая немецкая рабочая партия стала самой влиятельной политической партией в Германии. Люди вдруг поняли, что нацист (так называли членов этой партии) — «это звучит гордо». Члены партии получали много привилегий, включая хорошее питание и работу, если они хотели этого. Но Хелен знала, что она никогда не сможет принять нацистские идеи.

Однако оставаться на противоположной стороне было непросто. В магазинах и в общественных местах знали, кому вы отдаете предпочтение, обращая внимание на то, какое приветствие вы используете: новое «Хайль Гитлер» с поднятием руки или традиционное «Доброе утро» или «Добрый день». Если второе, то люди думали о вашей неверности стране.

Хелен отказалась вступить в партию, несмотря на давление.

Однажды вечером кто–то постучался к ним. Хелен открыла дверь. Там стоял герр Деринг, сосед, который стал одним из официальных лиц партии.

— Хайль Гитлер, — поприветствовал он ее, протянув вперед руку.

—Добрый вечер, — осторожно ответила Хелен.

— Могу я зайти на минутку?

Не говоря ни слова, Хелен впустила его и провела в комнату.

— Фрау Хазел, — начал он, — мы обратили внимание, что вы еще не член нашей партии. На протяжении многих лет я видел, что вы и ваш муж являетесь образцовыми гражданами. Вы из числа тех людей, которых мы хотим видеть в рядах нашей партии. Я отправил вам очень подробное приглашение, чтобы вы могли присоединиться к партии.

Хелен смотрела на него ясными голубыми глазами, пока он объяснял преимущества, которые принесет ей членство в партии.

— Продуктовый паек удвоится, — сказал он. — Ваши дети будут получать не одну, а две пары обуви в год, два комплекта одежды и теплые куртки для зимы. Вы и ваши дети получат шестинедельный отдых на летнем курорте в горах или на море с ненормированным питанием. Вы сможете есть все, что захотите.

«Господь, — молча молилась она, — что мне делать? Если я откажусь вступить в партию, я сделаюсь врагом этого человека и подвергну опасности жизни моих маленьких детей и свою собственную Возможно, это время, когда я могла бы, как царица Есфирь, жить по закону партии, соблюдая его внешне, и в то же время оставаться верной своей вере и себе. Дай мне, пожалуйста, мудрости».

Герр Деринг завершил беседу, вложил заявление на вступление в партию и перо в ее руку и посмотрел на нее ожидающе.

Хелен вернула все обратно.

— Герр Деринг, — сказала она, — мой муж находится на фронте с первого дня войны. Я заметила, что мужчины, которые являются членами партии, до сих пор здесь. Я не хочу вступать в такую партию. Кроме того, я уже принадлежу к партии.

— Что же это за партия? — спросил он с презрением.

— Это партия Иисуса Христа, и мне не нужна никакая другая! — ответила Хелен.

Казалось, что Герр Деринг был ошеломлен ее отвагой. Его щеки от такого унижения стали розовыми.

— Это мы еще посмотрим! — прошипел он сквозь зубы. Резкими шагами он вышел из комнаты, громко хлопнув входной дверью.

С этого дня он стал врагом Хелен. Хотя он знал, что она была христианкой адвентисткой седьмого дня, он начал распространять слух о том, что она еврейка. Этот слух мог быть причиной больших неприятностей для Хелен, так как война продолжалась.

Часто он звонил в их квартиру в полночь и, пока она шла открывать, бил кулаками в дверь. Со страхом в сердце Хелен открывала, думая, что это ночной рейд гестапо, пришедший арестовать ее.

Но там стоял герр Деринг.

— Завтра вечером, — рычал он, — ваших детей заберут у вас и не отдадут до тех пор, пока вы не вступите в партию.

Иногда Хелен и дети прятались в соседском доме, пока не становилось ясно, что дома безопасно. Иногда она не отвечала на полуночный стук, а перепуганные дети прятались под своими кроватями.

Шли месяцы. Утратив иллюзии, немцы были вынуждены признать, что война продлится дольше, чем они ожидали. Но, несмотря ни на что, они продолжали верить, что победа непременно наступит.

Условия жизни ухудшились. Все больше и больше мужчин были призваны в армию, фермы производили меньше и меньше продуктов питания, а того, что получали, было недостаточно даже на покрытие рационных карт.

В общественных местах каждый еврей был обязан носить ярко–желтую звезду, прикрепленную или к его одежде, или к черной наручной повязке. Вскоре их перестали пропускать в кинотеатры, концертные залы и даже городские парки. В продовольственных магазинах они обслуживались последними, если вообще обслуживались. Немцы, которые дружили с евреями, обвинялись в предательстве родины.