Андрей Алдан - Армия обреченных

В общем стремились как-то с наибольшей пользой заполнить досуг и не дать людям опуститься. Многие были заняты производством красивых игрушек, коробочек, шкатулок, портсигаров и пр.

Конечно, в лагерях не все шло гладко. Много было ненужных и вредных споров между бывшими советскими подданными и старыми эмигрантами. С обеих сторон пускались взаимные обидные и ядовитые эпитеты. Старые эмигранты, имевшие эмигрантские документы, в том числе и Нансеновские паспорта, считали, что они имеют право на выход из лагеря, но для этого надо обособиться от остальных. Желая обособиться, они писали письма коменданту и устно заявляли: «Отделите нас, старых эмигрантов, людей культурных и воспитанных, от этих советских дикарей с разнузданными инстинктами» (употреблялись более резкие выражения). Бывшие советские подданные в ответ на это издевались над старыми эмигрантами, вроде того, что всех их называли, «угроза большевиков». Ирония заключалась в том, что большинству старых эмигрантов перевалило за 50 лет; многие из них в личной жизни опустились, а в политическом смысле (как борцы против советской системы) они ничего не представляли.

Принципиальные споры между всеми (во всех бараках) шли в основном по двум вопросам:

Некоторая часть офицеров полагала, что мы сидим в лагере за политическую работу. Все эти кружки, лекции, беседы, говорили они, касса взаимопомощи, издание информации и проч., является формой политической работы, которую американцы запретили. Советская агентура сообщает обо всем «куда следует» и нас, по настоянию советчиков, держат в лагере. Если бы мы занимались политической работой в Кладене, Ганакере и здесь, то были бы давно отпущены.

Генерал Меандров и группа офицеров, поддерживавших его, привели людей в лагерь военнопленных. Руководству, в лице Меадрова, надо было еще в Кладене, или, в Ганакере, дать приказ «разбегаться, кто куда желает».

Что касается первого вопроса, то о нем и не стоит говорить. Люди, считавшие, что кружки и лекции являются причиной сидения в лагере, — не правы. Они, отчаявшись когда либо выйти на свободу, изыскивали любые «основания» для оправдания кажущейся нелогичности действий американских кругов в отношении «власовцев».

Споры по второму вопросу более существенны. На самом деле, внешне создалось впоследствии впечатление, что американцы сознательнодавали возможность к самороспуску лагеря. В Кладене (1126. 5), также как и в Фридберге и в деревне Верхн. Лангендорф, охраны совсем не было. В Ганакере (28. 5. 18. 8) хотя и была охрана, но она осуществлялась формально. Вокруг лагеря был проволочный забор в один ряд, преодолеть который в любом пункте не представляло трудности. Надо было просто поднять нижнюю проволоку и пролезть. Более того, отмечено много случаев, когда постовые солдаты самолично поднимали и поддерживали проволоку, чтобы беглецу из лагеря было удобнее подлезть под нее с мешком на спине. Это происходило днем или в сумерках. Иногда, чтобы соблюсти «приличия», группа беглецов подговаривала двух художников. Художники с бумагой, наколотой на доску, приходили на берег реки, где находилось большинство жителей лагеря, усаживали постовых солдат лицом к реке и начинали рисовать их портреты. А в это время беглецы в числе 5–10–15 человек, с мешками и вещами в руках, буквально в десяти метрах от сидящего спиной к ним американского солдата, уходили за проволоку под хохот купальщиков. Американский солдат знал, зачем его так посадили и, иногда, некоторые спрашивали: А сколько, дескать, «манов» должно уйти, пока я сижу и гляжу на реку? Все были довольны: довольны беглецы, спокойно ушедшие из лагеря, доволен и художник, получивший за работу десяток сигарет, доволен и солдат, получивший свой портрет (иногда очень и очень не плохой). Так, по существу, потворствовали американские солдаты уходу из лагеря. В то же время возвращающихся в лагерь (с «пикировки») американские солдаты или совсем не пускали в лагерь, или встречали их пинками, или, во всяком случае, задерживали их и направляли в комендатуру, откуда они попадали на гауптвахту.

Из лагеря Ганакера убежало 1396 человек, т. е. в среднем по 16 человек ежесуточно. Были ночи, когда из лагеря скрывалось более ста человек. И не было ни одного случая, чтобы убежавших без документов задержали где-нибудь в Мюнхене, Ландау, Ландсхуте, Маллерсдорфе, Дегендорфе или в другом пункте и вновь возвратили в лагерь. Все убежавшие как-то устраивались, «оформлялись» и пр.