Охотились на диких кабанов. Звери вышли не там, где притаился Георгий Константинович, а на племянника. Виктор охотился впервые, не имея опыта, поторопился, сделал два выстрела и… промахнулся. Кабаны шарахнулись в сторону и скрылись в чащобе. Охота была неудачной. Жуков очень сердился:
— Мазила! А еще суворовец, училище пулеметное закончил… Двойка тебе за стрельбу! В кабана не попасть, позор!
Всю дорогу, пока возвращались домой, он возмущался, словно не дикого кабана, а целый танковый полк противника пропустил лейтенант.
— Завтра в твоем взводе проверю, как ты учишь солдат стрелять, — сказал маршал, когда вышли из машины. — Я тебя научу… Мазила!
И пришел. Стреляли в тире по движущимся мишеням. Ни одного промаха. И командир и солдаты получили отличные оценки.
— Ну, молодец, — улыбнулся Георгий Константинович. — Не думал. Хотел наказать тебя.
Родным и родственникам маршал Жуков никаких поблажек не делал, но в помощи не отказывал. Не опирался и Виктор Фокин на авторитет дяди. Даже комнату получил в порядке общей очереди, когда женился на свердловчанке.
Если заслуживали, Жуков «распекал» и «разносил» и знакомых, и сослуживцев, и родных, и генералов с Золотыми Звездами на груди. Но тысячи людей могут привести примеры его доброжелательства, чуткости, особой душевной деликатности.
5 марта 1953 года скончался И. В. Сталин. В тот же день маршал Г. К. Жуков вылетел в Москву и был назначен первым заместителем министра обороны СССР.
Не было заметно, чтобы смерть Сталина сразу растопила лед в душе полководца. Ни в документах архивов, ни в воспоминаниях известных военачальников мы не найдем высказываний и тайных записок, в которых кто-то из них давал смело-справедливую оценку жизни и деятельности Сталина. Не могло быть их и у Жукова.
Но, работая над книгой «Воспоминания и размышления», а позже в беседах с журналистами, записанными на пленку, Г. К. Жуков высказывал свое мнение не только о событиях войны, но и о Сталине, о своей работе с ним. Говорил откровенно, не сгущая краски:
«Профессиональные военные знания Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки». И далее: «Как военного деятеля И. В. Сталина я изучил досконально, так как вместе с ним прошел всю войну. И. В. Сталин владел вопросами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими с полным знанием дела, хорошо разбираясь в больших стратегических вопросах».
Вместе с этим Г. К. Жуков написал главу для своей книги и о репрессиях 1937—1938 годов, но в процессе подготовки рукописи эта глава была изъята. Пока неизвестно, какое место он отводит Сталину в том произволе, который свирепствовал в годы культа личности. Скорее всего Г. К. Жуков знал глубоко и точно о всей тяжести вины Сталина и его приближенных в уничтожении военных кадров, специалистов, политических деятелей и других репрессированных лиц. Однако в том, что палач Берия играл в цепной реакции репрессий главную организующую роль и оказывал влияние на его судьбу, Георгий Константинович не сомневался.
Произвол по отношению полководца Жукова проявлялся неоднократно. Во время подготовки мемуаров из рукописи не только изъяли часть материала, но, как теперь стало известно, было запрещено выпускать книгу в Военном издательстве. Сначала она вышла в Англии, затем в издательстве АПН.
Руками подхалимов было дописано, что Г. К. Жуков однажды хотел «посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л. И. Брежневым…»
Партийный деятель застойного периода Брежнев, навешавший себе Золотых Звезд больше, чем у прославленного полководца Жукова, пожелал, чтобы его не только упомянули в книге, но чтобы возвысили над полководцем. Оказывается, Жуков «нуждался» в советах полковника Брежнева…
В беседе с военными журналистами, опубликованной впервые только в 1988 году, Г. К. Жуков анализирует некоторые черты характера и деятельности Сталина:
«Сталин — Ставка, и Государственный Комитет Обороны — тоже в основном Сталин. Он командовал всем, он дирижировал, его слово было окончательным. Это как приказ, собственно. Сталин говорит — это есть приказ окончательный, обжалованию не подлежит».
Подтвердить или дополнить сказанное теперь какими-либо документами невозможно, потому что разговоры Сталина с полководцами не стенографировались. Разрешалось только тем, кому отдавался приказ делать записи в рабочей тетради. Если они сохранились, то расшифровать, что там написано, мог бы только сам хозяин тетради.
Читать дальше