Келли Френч: Джунипер [История девочки, которая появилась на свет слишком рано]

Мне легче жилось по четко определенным правилам, следуя руководству, написанному Богом.

Хотя я давно уже отошел от своего католического воспитания, монахи до сих пор жили у меня в голове.

К этому моменту я уже успевал проехать мост и повернуть на Сансет Пойнт Роуд, мчась на запад мимо темных такерий (место, где продают бурито и тако) и витрин оружейных магазинов. На парковках круглосуточных магазинов толпились подростки, озаренные неоновым светом рекламы «Будвайзера». На полпути отсюда был маленький торговый центр под названием «Время», на передней стене которого висели большие остановившиеся часы. Каждый раз, проезжая мимо, я задерживал дыхание и задумывался, можно ли умереть и не заметить этого.

Прямо перед поворотом на улицу Келли был светофор с мигающим желтым светом. Заметив его издалека, я включил последнюю песню из альбома «Daybreaker», «Thinking About Tomorrow». Я стал подпевать Ортон на том моменте, где она прощалась со своим возлюбленным, хотя была просто создана для него. Это была наша с Келли песня. Но она еще не знала об этом.

Келли всегда ждала моего приезда, и образ ее материализовывался в свете фар перед большой стеклянной входной дверью. Ее длинные темные волосы мягко лежали на плечах. Никто из нас не нарушал молчания. Я никогда не забуду, как она бросалась в мои объятия.

Я говорил предельно мало и никогда не объяснялся. Эти ночные свидания не были просто похотью, в этом я был уверен. Меня никогда не привлекали легкие интрижки. Я вновь и вновь повторял Келли, как люблю ее, не имея на это никакого права, и снова ощущал горький привкус этих слов, хоть это и была правда.

Я просыпался посреди ночи и чувствовал, как она дышит. Мне хотелось остаться навсегда и хотелось тотчас же уйти. Пес Хак знал, что мне нельзя доверять. Когда я вставал и шел в ванную, он просыпался и провожал меня своими желтыми глазами. Иногда даже рычал. Однажды он преградил мне путь. Еще до того как я понял, что происходит, он слегка прикусил низ футболки — единственного, что на мне было надето, — задев и промежность, тем самым обездвижив меня, а через пару секунд отпустил.

Когда тем же утром я рассказал Келли о произошедшем, она рассмеялась.

— Хак тебя не укусил, — сказала она. — Если бы он хотел это сделать, то сделал бы.

А затем она пристально посмотрела на меня, уже без улыбки.

— Кроме того, ты это заслужил.

Она всегда выкладывала правду без прикрас. Когда я показывал ей наброски своих статей в газете, она никогда не ободряла меня, говоря: «Я вижу направление твоих мыслей». Вместо этого она отрезала: «Эм, это слишком затянуто. Ты опять чересчур многословен».

Казалось, что в Келли нет ничего особенного, ведь о себе она почти не распространялась. Ей не было никакого дела до саморекламы. Однако в своей голове я вел список ее тихих добрых дел. Она работала волонтером в начальной школе и была наставником пятиклассницы и даже стала донором костного мозга, просто потому что в больнице была его нехватка. Разумеется, мне было известно о ее работе с бездомными собаками и о том, как она выкрала голодающего добермана из наркопритона. Она приводила беременных собак в свою гостиную и принимала роды. Однажды ночью Келли помогла немецкой овчарке родить десятерых щенков, но поняв, что на свет появились не все, собственноручно вытащила еще четверых щенков, сделала им искусственное дыхание изо рта в нос и вернула их к жизни.

Келли всегда спасала попавших в беду живых существ, особенно питбулей. С сильными животными она чувствовала родство. Она часто говорила о том, как сильно ей хочется прикоснуться к тигру. В то время я писал о зоопарке в Тампе и наблюдал за работниками, ухаживающими за двумя суматранскими тиграми. Келли просила устроить ей встречу с ними. Она надеялась погладить одного из них.

— Тигра? — переспросил я, полагая, что она шутит. — Тебе повезет, если он не откусит тебе руку.

— Я буду осторожна. Я бы просто секундочку погладила его.

Она была головоломкой, разгадать которую я никогда бы не смог.

Казалось, она не нуждалась ни в чем, кроме того что я не в состоянии был дать ей. Она не любила разговаривать. Иногда, задав ей вопрос, я пятнадцать минут ждал ответа чаще всего в виде предельно лаконичного утверждения. Таинственная и независимая, она отказывалась раскрываться до тех пор, пока сама не была к этому готова. Я ушел от разговора только один раз, когда поздно ночью Келли спросила, когда вся эта игра в прятки закончится.