Дмитрий Малько - За рычагами танка

Участвовать в этих боях мне довелось в составе 11-й танковой бригады, которой командовал отважный воин и талантливый командир комбриг М. П. Яковлев. Песчаный грунт делал местность труднопроходимой даже для танков, и нам, механикам-водителям, приходилось особенно нелегко. К тому же стояла сильная жара, нещадно палило солнце, и в машине чувствовали мы себя как в печке.

На второй день боев наш танковый батальон был выдвинут на одно из важнейших направлений действий бригады. Прозвучала команда, и я повел на врага свой танк, постоянно маневрируя, но стремясь выдерживать указанное направление. Командир танка метко поражал цели. Вот замолчало одно орудие впереди нас, потом было уничтожено другое. Сквозь пелену дыма и пыли я видел в смотровую щель, как падали японские пехотинцы. Наш стрелок поливал их огнем из пулемета.

Грохотали взрывы. То справа, то слева от танка взлетали фонтаны земли, по броне барабанили осколки. Вдруг машину сильно тряхнуло, она остановилась, загорелась.

— Покинуть машину! — приказал командир.

Мы выбрались из танка и отползли в сторону.

— Быстро в воронку! — опять раздался голос командира экипажа.

Под прикрытием дыма от танка, который уже был объят пламенем, мы быстро добрались до воронки и спрыгнули в нее. Повизгивали пули, недалеко гремели взрывы. Я высунул голову и осмотрелся. Справа дымил еще один наш танк, а слева горели два японских. Впереди передвигались цепи противника. И тут я понял, что мы вырвались далеко вперед и оказались в окружении врага. Доложил об этом командиру. Он тоже приподнялся над краем воронки, быстро оценил обстановку:

— Будем держаться до подхода наших. Наблюдайте за противником.

Я еще раз осмотрел поле. Бой шел где-то позади, жестокий бой. Наши не прекратили атак, но успеха не имели. Внимание мое привлекли крики «банзай». Я резко обернулся и увидел, что к нам приближается группа японцев. Их было человек пятнадцать. Доложил командиру. Тот спокойно и уверенно распорядился:

— Приготовить гранаты!

Уверенность и хладнокровие командира словно бы передались нам, и, когда враги приблизились метров на тридцать, мы дружно встали и метнули в них гранаты. Раздались взрывы. Часть бежавших осталась лежать на месте, но остальные приближались. Командир выхватил пистолет, выпустил в них почти всю обойму и уложил еще троих. С остальными схватились врукопашную. Одного японца, всадив ему в грудь нож, свалил сам командир, другого сбил с ног стрелок, но тут же упал, проколотый штыком. Я ринулся навстречу здоровенному солдату, в руке которого сверкнула сталь ножа. Тот замахнулся, я присел, и нож промелькнул над моей головой. Не давая врагу опомниться, я налетел на него и сильным ударом финкой в грудь свалил. К этому времени командир расправился еще с одним самураем — последним из всей напавшей на нас группы.

Осмотрелись. У командира по щеке струилась кровь — он зажал рану платком; мой комбинезон был разорван, и колени оказались в ссадинах. У нас двоих осталось лишь по гранате и ножи.

— Воевать еще можно, — не теряя бодрости духа, произнес командир. — Будем драться.

Мы присели на пыльную траву. Я перевязал ему рану. И тут снова услышали крики. Оказалось, что приближалась еще одна группа японцев. Они бежали с винтовками наперевес, но не стреляли.

— Хотят живыми взять, гады, — процедил сквозь зубы командир: повязка мешала ему говорить. — Но мы еще повоюем!

— Конечно повоюем! — подтвердил я.

Мы встали. Японцы были близко. Командир бросил в них гранату. Взрыв разметал японцев. Я тоже хотел бросить гранату, но командир остановил меня:

— Подожди, оставь на крайний случай, чтобы поразить наверняка.

Я сжимал гранату и с ненавистью смотрел на приближающихся врагов. Чувство опасности рождало не апатию и растерянность, а решимость победить. Это придавало силы.

Японцы были уже совсем близко. И тут справа хлестнула по самураям пулеметная очередь. А через мгновение я увидел наш краснозвездный танк. Несколько японцев были сражены пулями из танкового пулемета, а двое уцелевших подняли руки. Радости нашей не было предела. Мы бросились к танку, люк которого уже открылся — оттуда выглядывал чумазый танкист. Нас взяли в машину, а сдавшихся в плен японских пехотинцев забрали подоспевшие монгольские цирики. Вывезли с поля боя и нашего погибшего товарища.

* * *

Трое суток продолжались бои в районе горы Баин-Цаган. Прижатый к реке, противник понес большие потери и был разгромлен. Но, подтянув резервы, через несколько дней японцы снова возобновили атаки. Опять разгорелись жаркие бои, продолжавшиеся в течение четырех суток. В этих боях я участвовал в составе другого экипажа. В нашей машине находился комиссар батальона.