Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

Но, несмотря на все высокохудожественные ухищрения группы, кульминационный момент концертов во время тура по раскрутке «Momentary Lapse» наступал, когда исполнялась одна из немногих акустических баллад — при недолгом отключении всех спецэффектов. Без какого бы то ни было призыва со сцены тысячи фэнов в едином порыве запевали вместе с Дейвом Гилмором те слова, которые (как говорят) Роджер Уотерс сочинял, думая о Сиде Барретте… Это были наполненные чувствами размышления на тему отсутствия человека. Чередование печальных образов, заложенных в такой теме, доводится до накала тоскливым рефреном: «Как бы я хотел, как бы я хотел, чтобы ты был здесь…».

В 1966 году Лондон переливался всеми цветами радуги, превратившись в настежь распахнутый всем ветрам город. После двух серых десятилетий послевоенной «аскетичности» экономика была на подъеме, у власти находилось вроде бы демократическое правительство, а такие понятия, как «идеализм» и «оптимизм», прочно вошли в повседневную жизнь.

С появлением нового поколения выходцев из рабочего класса — фотографов, дизайнеров, сценаристов и поп-звезд , — исповедовавших совершенно иной образ жизни, в целом, изменилась и атмосфера старого островного королевства. Оказалось, что классовая иерархия постепенно утрачивала свое значение в системе ценностей британцев. Одежда и пластинки стоили недорого, и возможность покупать их без всяких проблем позволила небогатой молодежи превратить и моду, и музыку в средство своего необузданного самовыражения. Идею такого «отвяза» благосклонно приняла даже консервативная английская аристократия. И среди совершенно разных, не похожих друг на друга групп музыкантов, поэтов, режиссеров, художников и политических активистов когда-то дремлющего города закипела, забурлила жизнь, полная событий: шестидесятые (такие, как мы их сейчас вспоминаем) шагнули на сцену.

К весне 1966 года жизненная активность в Лондоне достигла такого пика, что в редакционной статье журнала «Time» столицу Великобритании окрестили «свингующим Лондоном» — городом текущего десятилетия. Именно так называли Париж двадцатых и Рим пятидесятых годов. «В наши дни Лондон полон жизни как никогда, — констатировал журнал. — Изящество древности и сегодняшнее изобилие смешались в сверкающем пятне поп-арта и поп-музыки».

Едва ли проанглийски настроенные редакторы «Time» были первооткрывателями Нового Лондона. В середине 60-х, когда еще межконтинентальные перелеты в салонах реактивных лайнеров не стали обычным делом, такие писатели-битники, как Аллен Гинзберг (Allen Ginsberg) и Уильям Берроуз (William S. Burroughs), фактически сделали Лондон своим вторым домом. Молодые таланты-изгнанники, начиная с постоянно попадающегося на глаза представителя фирмы Elektra Records Джо Бойда (Joe Boyd) и заканчивая чародеем электрогитары Джими Хендриксом (Jimi Hendrix), подпитывали своей заокеанской энергией город, культурная жизнь которого разгоралась в полную силу.

Среди живых свидетелей происходившего — уроженец Филиппин, артист-экспериментатор и танцовщик ( а также по совместительству господин театральный оформитель) Дэвид Медалья (David Medalla). «Американские писатели и артисты оказывали огромное влияние, — вспоминает он. — Американские художники послевоенного поколения, абстракционисты-экспрессионисты и особенно поп-дизайнеры сначала выставлялись в Лондоне, а уж потом им открывал объятия Нью-Йорк. Джин Винсент (Gene Vincent) и Эдди Кокрэн (Eddie Cocran), первые ласточки рок-н-ролла и первые рок-н-ролльные звезды, приехавшие сюда, имели колоссальный успех. Англичане, образно говоря, оказались чертовски благодатной почвой для занесенных в нее семян, и, благодаря своему потрясающему трудолюбию и мастерству, им удалось даже усовершенствовать этот стиль. Представляете, в Америке в вашем распоряжении «сырой» рок-н-ролл, сырец, исходный продукт, но если вы перемещаетесь в Англию, то там встречаете музыкантов вроде THE BEATLES, которые экспериментируют и создают некий синтетический стиль. Вообще, поколение эпохи БИТЛЗ относилось ко всем нововведениям, вроде новых причесок и новой одежды, с долей трогательной наивности».