Евгения Иванова - ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский

Перед этим, говоря об экономическом материализме, я должен сказать: г. Altalena может сказать, что он не об идеях вообще говорил, а исключительно об идеях научн<���ых>, философских, социально-этических. Но — во-первых, я до сих пор тоже говорил именно об этих идеях, и только последняя стадия публицистики имеет несколько специальный, а не научный интерес, а во-вторых, «идея, попавшая на улицу», газетная, так сказать, идея — вовсе не может быть предметом обсуждения при разговоре о критике. Газета и посейчас делит все мнения на две категории — прогрессивные и консервативные, других делений она и знать не хочет… И потому, ежели судить по идеям, «на улицу попавшим», — то мир действительно стоит на одном месте. Но в данном случае идея улицы — вряд ли должна быть принимаема в расчет. Говорю это не из презренья идей презирать [37]— ибо идея, попавшая к ней на нашу улицу, для меня свята, а просто потому [что] идеи поступательные — считаю как бы мехами, в котор<���ые> вливается все новое и новое вино. И, право, нечего жалеть, что меха эти все одни и те же — вы на вино посмотрите… Как быстро выпивается одно и заменяется другим!

Все это, конечно, исправить нужно, обточить фразу, определить (сделать более определенными) мысли — и вот потом, говоря об индивидуализме:

Должен оговориться. Не вообще идеями, а именно попавшими на улицу, элементарными, доступными толпе, определяющими повседневную деятельность человека в его обыденных отношениях. Значит, г. Altalena если даже подразумевал только общественно-этические идеи, был неправ, говоря, что у нас старых довольно и что новых мы произвести не можем, ибо старых-де не употребили.

Индивидуализм широко проявился в нашей изящной литературе — которая проповедует его, подчеркиваю это, далеко не «настроением». Взять хотя бы нашего Горького. Он в своих произведениях только и делает, что новую идею нам внушает. И происходит это внушение с внешней стороны так: выставит он двух людей, из которых А симпатичен, если брать общественную мерку явлений, а В несимпатичен. Потом силою творчества он внушает нам симпатии к В, в ущерб А. И проделав такой фокус, он говорит: «Вот видите, я показал вам качество людей в голом абстрактном виде, без общественных наслоений, и симпатии ваши переместились. Почему? Да потому, что общественное мерило неверно, фальшиво, глупо; вот вам другая мера. Мерьте ею». [38] И сотни тысяч положительно влюбились в эту идею, улица приветствует ее от всего своего сердца, — а г. Альталена черкнул пером, и нет новых идей!

7 января. Ничего не делаю. Поздно встаю. Это не годится. Был позавчера у Лазаровича. Он прочел мое возражение Altalen'е. Со многим не согласен. Например: Altalena будто и не Говорил, что есть план, программа. Как же не говорил? Ведь у него идеи заготовлены, а в действие не приведены. (План не в смысле программы.) Говорят так: узнав именно то качество человека, которым занимается моя наука, я определю все другие свойства. Значит, те кач<���ества>, котор<���ыми> занимается моя наука — самые важные, и самая наука тоже важнее всех.

8 января. В последнем собрании членов литературного клуба [39] г. председатель объявил, что в ближайший четверг г. Alt будет прочтен реферат о литературной критике. Основные положения этого реферата нам, читающей публике, уже известны — их изложил г. Alt в одном из своих фельетонов («Од<���есские> Н<���овости>» 20 декабря). Вот по поводу этих положений мне и хотелось бы высказаться печатно на столбцах газеты. Г. Alt ответил одному своему печатному оппоненту [40], что будет спорить с ним в арт<���истическом> клубе. Как будто всякий интересующийся затронутым сможет попасть в этот клуб!

Один почтенный русский журналист в личной беседе со мною по этому поводу выразил свое недоумение перед тем обстоятельством, как же это так выходит по-вашему, что развившийся капитализм послужил причиной двух противоположных явлений: с одной стороны, способствовал оскудению публицистики, а с другой — развитию ее. Разве это возможно? Конечно, возможно, так оно и было. Происходило так потому, что раньше было, гпав<���ным> обр<���азом>, обращено внимание литературы на одних деятелей этого процесса — а потом уже на других — рабочих… Но литература, отвратив свои симпатии от мужика, не имела никого, к кому обратить их.

Но потом по вышеупомянутой причине… Щедрин, между прочим, сказал по этому поводу: крестьянин, освобождающийся от власти земли, чтобы вступить в область цивилизации, представляет собою… отталкивающий тип… Но это еще не значит, чтобы эмансипирующийся человек был навсегда осужден оставаться в рамках отталкивающего типа. Новые перспективы непременно вызовут потребность разобраться в них, а эта разборка приведет за собою новый и уже высший фазис развития… (Письма к тетиньке, 632 стр.)