Павел Огурцов: Конспект

Архитектурная деятельность П.А. Огурцова в Запорожье была интересной и весомой. Он досконально изучил и хорошо знал работы своих предшественников – известных советских архитекторов В. Веснина, Г. Орлова, Н. Колли, которые в конце 20-х годов разработали проект центрального района города – так называемого «Шестого поселка». Особенность предложенной застройки Запорожья состояла в том, что в ней был использован еще новый для того времени принцип создания микрорайонов. Большое внимание уделялось зеленым зонам, формированию жизненного пространства в жилых кварталах (транспортная инфраструктура, скверы, детские и спортивные площадки и т.д.). И хотя этот архитектурный проект был удостоен высоких наград на выставках в Париже и Нью-Йорке, в полном объеме ему так и не суждено было воплотиться в жизнь.

От Павла Андреевича мы впервые узнали не только об особенностях проектирования и застройки Запорожья, но также и о том, что сделанный исключительно из военно-стратегических соображений выбор места для размещения промплощадки в перспективе грозил обернуться серьезными экологическими проблемами. При строительстве заводов была проигнорирована роза ветров, и город оказался обречен: его загазованность во все времена остается угнетающей реальностью для населения. Павел Андреевич – человек перспективного мышления – считал, что будущие поколения архитекторов смогут исправить допущенные ошибки, улучшить экологическое состояние Запорожья и реки Днепр. Дело в том, что экосистема реки сильно пострадала в результате затопления порогов, которые прежде выполняли чрезвычайно важную оздоровительную функцию. Благодаря мощной турбулентности, создаваемой порогами, вода очищалась и насыщалась озоном. Функционирование же промышленных предприятий существенно обострило и без того сложную экологическую ситуацию, которая сложилась в Запорожье после пуска Днепрогэса. Нетрудно представить, сколь негативной оказалась бы реакция архитектора П.А. Огурцова на положение дел в сегодняшнем Запорожье, жители которого и в ХХI веке продолжают пить хлорированную воду, взятую из верхнего бьефа Днепра, и вынуждены терпеть усиливающееся хаотичное «уплотнение» жизненного пространства, продиктованное прагматически-коммерческими интересами.

Мое общение с Павлом Андреевичем не ограничивалось сферой наших общих профессиональных интересов. Я нередко бывал у него дома, получая огромное удовольствие от интересных бесед на злободневные темы, от удивительно тонких и остроумных комментариев по самым разнообразным вопросам. У него была прекрасная коллекция грампластинок, и каждый раз он ставил что-то из классики. Особенно запомнились мне романсы и арии в исполнении Соломии Крушельницкой, монологи Марии Заньковецкой и басо-профундо Бориса Гмыри. Вообще Павел Андреевич был человеком очень эрудированным, интеллигентным, располагающим к общению, лишенным каких-либо намеков на нарциссизм или высокомерие. Он всегда был очень внимателен к собеседнику, никогда не лукавил и сторонился людей, исповедующих двойные стандарты. Его жизненные принципы, склонность к анализу и редкая наблюдательность нашли отражение в его автобиографическом произведении.

Арнольд СОКУЛЬСКИЙ

Сижу в детской коляске. Кто-то ее везет по бревенчатому, покрытому соломой, а в моем представлении — соломенному, мостику. За речкой — деревья с серо-зелеными листьями и большими красными яблоками. Красное, полосатое яблоко не умещается в моих руках. На листве, серых стволах и серой земле дрожат солнечные пятнышки. Это — самое первое, что я помню в своей жизни.

Расположить в хронологической последовательности другие ранние воспоминания, — разрозненные картинки и сценки, — не берусь.

Большой двухэтажный дом из темно-темнокрасного кирпича с башенками по углам.

Сижу посреди большого светло-зеленого ковра с коричнево-красными узорами. Расставляю кубики. Вокруг меня игрушки.

Двухсветный зал с галереей в торце. Дед с белой бородой меня подкидывает, ловит, смеется и что-то говорит.

Палкой из речки вытаскиваю тину – ловлю рыбу. На воде яркие блики. Рядом таинственно шуршит высокий густой камыш, и я на него все время оглядываюсь. Становится страшно.