Юрий Безсонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков

По дороге, от крестьян, мы узнали, что впереди нас уже прошли войска, главным образом офицерство. Вскоре и к нам начали присоединяться отступающие с фронта. Ходили слухи, что в Сороку прошел штаб Железнодорожного (главного) фронта. До Сороки оставалось около ста верст. Мы решили пройти их в одни сутки.

В этот последний переход, перескакивая с одних саней на другие, я долго ехал с Энден.

Помню его фразу: "Слушайте, Бессонов, а ведь вы, по вашим приемам, недалеки от большевиков".

"Это для меня лучшая похвала" — ответил я ему.

"В борьбе все средства хороши, но пользоваться некоторыми из них не допустит меня моя совесть. В этом разница между мной и ними. Большевики же тем и сильны, что они не разбираются в средствах и, выбрав их, идут до конца".

Переход был трудный. Вьюга заметала дорогу. Кони останавливались.

Мой серый, которого я купил у цыгана, совсем встал. — {70} Кнут не действовал. Я колол его сзади штыком. Было жалко, но надо были идти вперед…

Но цель близка… Самое трудное пройдено… Впереди отдых…

Поздно ночью мы подошли к деревушке верстах в 10 от ст. Сороки.

Что то странное! Масса саней… Все избы заняты. Встречающиеся люди как то особенно настроены, нехотя отвечают на вопросы. Встретили несколько знакомых офицеров… В чем дело?

Генерал Скобельцын сдал фронт, и ушел в Финляндию. Большевики броневыми поездами заняли станцию Сороки.

Всего со всех фронтов, собралось здесь около 1200 бойцов с несколькими орудиями, пулеметами и винтовками.

Большевики выслали парламентеров и предложили сдаться.

Ген. В-е подписал договор, по которому нам гарантировалась жизнь, неприкосновенность имущества и свобода. Завтра в 10 часов утра на ст. Сороки должна произойти сдача…

Это был худший момент в моей жизни. Ни думать, ни рассуждать я не мог. Я не владел собой и боялся оставаться с оружием — мог ввинтить себе пулю в лоб. Молча передал я свой револьвер кап. Власову, и, тут же, в своем совике, лег на снег и заснул.

Сегодня сдача… Позор… Снова тюрьмы… Опять все сначала… Разом стукнуло мне в голову, когда я проснулся.

Большевики и договор?! Смешно! Почему не принять бой? Бежать… Продолжала работать мысль.

Положение не изменилось, но слава Богу мысль о самоубийстве прошла бесследно.

Надо бежать.

К сожалению я не смог этого сделать. До границы 200 верст. Снег полтора аршина. По дорогам и в деревнях красные заставы. Идти лесом без дорог и деревень не было сил. Я был вымотан совершенно.

{71} Честь и слава 8-ми офицерам, которые на лыжах ушли, оттуда и достигли Финляндской границы. Уже здесь, за границей, я слышал, что бежал оттуда и Полк. Энден. Ему это было еще труднее, так как за переход он сильно ослаб и у него начиналась цинга. От всей души поздравляю его. Он правильно учел, что ему, как Начальнику разведки, не бывать живым у красных.

Уж очень мне неприятно вспоминать весь этот позор, поэтому расскажу его в самых кратких чертах.

Утром встал. Уничтожил документы. Снял погоны. Хватил стакана три рому, сел на сани и поехал сдаваться.

Противно вспоминать. Как я говорил, мысль о самоубийстве отпала сразу, но желание вместо этого позора умереть в бою оставалась все время.

Почему он не был дан, — надо спросить у "главных сил" — "штаба", который все таки успел подписать этот позорнейший и глупейший договор.

Кстати сказать, Ген В-е., стоявший во главе этого штаба, был популярен и любим строевыми офицерами. Покойников не судят, а он расстрелян. Ниже я скажу, как этот договор был выполнен большевиками.

Дальше…

Подъехал к заставе… Опять те же чекистские морды… Сдал револьвер.

Тут большевики соблюли первый пункт договора. — Взяли под стражу.

Привели в бараки. — Разбитые окна… На дворе крепкий мороз… Кругом конвой… Состоят в апатии… Ничего впереди…

Я ведь знал на что я иду…

Несколько дней в Сороках…

Чекисты выбирали генералов и заставляли их чистить ватерклозеты.

Затем вагон и нас перевезли в Петрозаводск.

{72}

Время сделало свое дело, и здесь я уже почти отошел. Снова явились силы, энергия… Появилось злобное желание выйти победителем из положения.

В тюрьме на всех не хватило места, и я попал в партию, которую посадили в бывшую семинарию. Кормить, — нас почти не кормили и нужно было добывать себе хлеб какими угодно способами. Тут помог мне мой прежний опыт. — Покупались конвоиры, летели френчи, куртки, деньги, все это менялось, снова выманивалось, и наша компания почти всегда была сыта.