Камил Икрамов: Скворечник, в котором не жили скворцы

Я рассказал подробно про эту ночь и хотел уже сказать, что и сам теряюсь в догадках насчет скворечника, но Зайцев остановил меня:

- Петра Грибкова ты видел в те ночи?

Я вспомнил, что фамилия Петына - Грибков и зовут его Петр Петрович.

- Видел, когда он вылез из окна, чтоб сорвать скворечник.

- И только? А накануне?

- Нет, накануне не видел.

- На крышу к вам не поднимался?

- Один раз днем, когда налета не было. Мы показывали ему наше хозяйство. Он же в звене охраны порядка.

- Про жильцов дома Грибков у вас спрашивал?

- Много раз, - сказал я. - Первый раз - как только с фронта вернулся, а потом - когда проверял светомаскировку в квартирах. Он же отвечал и за порядок и за светомаскировку.

- Что он спрашивал про жильцов?

- Кто сейчас в Москве, кто в эвакуации, кто в какую смену работает.

- Он вас вместе с Назаровым спрашивал?

- Когда вместе, когда меня одного.

- Кто из вас больше дружил с Грибковым?

- Больше Шурка, но я его тоже уважал.

- Так, - сказал Зайцев, - уважал... Заходил к нему покурить, выпить водки, песни послушать.

- Я совсем не курю, Шурка тоже, - соврал я. - А выпить нам Петын не давал. Мы и не просили.

- Скромные, - едва усмехнулся Зайцев. - Непьющие. А за водкой для него бегал?

- Нет, - сказал я.

- Назаров показал, что по поручению Грибкова он бегал за водкой к Кобешкину.

- Да, - вспомнил я, - мы заходили к Кобешкину один раз, только не решились спросить, он злой был.

- Назаров показал, что был и другой раз, когда он бегал для Грибкова за водкой на рынок.

Об этом случае я ничего не знал и не понимал, почему это так интересует Зайцева? И дальнейшие его вопросы были странные, к скворечнику никакого отношения не имеющие.

Он спросил, видел ли я у Петына кожаное пальто и хромовые сапоги. Я сказал, что не видел. Бывал ли я в комнате Яворских после их эвакуации? Я сказал, что не был. Наконец он встал и, выглянув в коридор, позвал Шурку.

- Назаров, - сказал он Шурке, - твой друг Крылов говорит, что он не видел у Грибкова ни кожаного пальто, ни хромовых сапог. Как это может быть?

- Не знаю, - опустил глаза Шурка. - Ну, сапоги он, допустим, не заметил в тот раз, может, не обратил внимания - они под кроватью валялись, а насчет пальто не знаю, как получается.

- Шурка, - сказал я, - никогда я не видел, чтобы Петын ходил в кожаном пальто и хромовых сапогах.

- Он и не ходил в пальто. Он его принес откуда-то, а потом отдал Толику-Ручке. Как же ты не видел? Толик его надел, когда уходил. Это в тот раз, когда Петын с ним выпивал и песни пел про "наш уголок нам никогда не тесен". Ты же был...

- Я не знал, что это Петына пальто. Я думал, Толик в нем пришел! удивился я.

- Правду он говорит, - вспомнил Шурка. - Крылов в тот раз позже меня к Петыну пришел.

- Какое у твоего Толика было пальто? - спросил меня участковый Зайцев. - Опиши, что помнишь.

- Хорошее, новое кожаное пальто, какие бывают у летчиков и у танкистов, - сказал я, - пальто с поясом. Я такое видел раньше у сына Яворских.

Сын у Яворских был командир-танкист. В таком пальто я действительно видел его в день парада 7 Ноября прошлого года.

- Ну вот, - сказал Зайцев, - теперь приедет командир-танкист с фронта за этим пальто, а в том пальто ваш Толик ушел. Что вы, ребята, ему скажете?

Намек Зайцева был вроде бы очень ясный, но неожиданный. И пока я соображал, что все это значит, наш седой участковый опять спросил меня:

- Помогал Грибкову скрыться?

- Как - скрыться?

- Вещи ему нес?

- Он Петына не провожал, - вмешался Шурка, - я один. Я хотел Крылова позвать, а Петын сказал: "Не надо этого интеллигентика". Он его не любил, говорил: "Не люблю интеллигентиков".

- А тебя он любил?

- Любил, - опустил глаза Шурка, и рубец на его щеке стал краснее.

- За что любил? - спросил Зайцев, зло глядя на Шурку.

- Ты, говорит, простой человек, пролетарий...

- Лопух ты, а не пролетарий, - обозвал Шурку Зайцев. - Слово "пролетарий" у нас на гербе написано. Мало тебе мать врезала.

Шурка еще ниже опустил голову. Казалось, он сейчас заплачет.

Участковый, не глядя на нас, макнул ручку в чернильницу и стал писать. Писал он долго.

Я стал соображать, что Петын, наверно, кого-то обокрал и смылся. А может быть, он никого и не обокрал, может быть, его просто подозревают, потому что он раньше был вором. Но ведь он же исправился!

И еще мне стало неприятно, что Петын, оказывается, меня не любил. Я ведь его очень уважал и ничего плохого ему никогда не сделал.

- Теперь перейдем к тому дню, когда замигал скворечник. - Зайцев поднял глаза от бумаги.