Анатолий Черняев - Совместный исход. 1975

Публика на улице более модная и хорошо одетая, чем, например, в Берлине и Будапеште (в Варшаве бросается в глаза контраст между сверхмодным и почти нищенским). Очень много всего строят и украшают. Прага красива.

7-го, в пятницу, такая история: Блатов звонит Б.Н.'у и говорит, что Генеральный недоволен пражским коммюнике - празднование 30-летия Победы не подчинено идее борьбы за современный мир. Б.Н. ответил, что, во-первых, это следует из контекста, если честно читать, во-вторых, это видно из его доклада, из телеграммы, т.е. под этим знаком прошло все совещание, а в-третьих, где вы были целые сутки, когда вам на рассмотрение был послан проект коммюнике с эмбарго впредь до специального разрешения? Как бы то ни было, однако, Б.Н. был крайне огорчен: ложка дегтя, тем более неприятная, что только ее-то и показали Генеральному, а меда он не в состоянии сам видеть.

Подстроили, конечно, помощнички. Скорее всего Воробей (Александров-Агентов). Брутенц по этому поводу сказал: им о душе пора подумать (в смысле - о вакансии на место консультанта в Отделе), а не подставляют ножку секретарям ЦК.

Впрочем, прочитал я записи переговоров Брежнева с Вильсоном. И из них увидел, что в отличие от публичности на завтраке, Генеральный был вполне в форме и как полемист не раз прижимал ушлого Вильсона. Действовал совсем не по бумажке, хотя и с учетом заложенных туда идей и информации. И вообще выглядел значительно крупней, в государственном смысле, масштабнее англичан. Я понял восторги Вильсона по поводу личных контактов, которые он выражал по возвращении в Англию. Понял я и другое (в том числе и из замечания по нашему коммюнике): основная жизненная идея Брежнева - идея мира. С этим он хочет остаться в памяти человечества. В практической политике реальным делам в этой области он отдает предпочтение перед любой идеологией. Именно поэтому он перед нашим отъездом в Прагу на Политбюро выразил смутное беспокойство по поводу того, что лишний идеологический треп по внешней политике может повредить ей самой.

Прочитал я записанную разведчиком (или переданную) запись телефонного разговора в Нью-Йорке одного нашего уехавшего еврея с другим. Это вопль отчаяния об эмигрантской жизни в Америке наших бывших ученых. Некоторые готовы на четвереньках ползти обратно, если пустят. Ура Андропову, который добился, чтобы евреев стали выпускать тысячами, практически всех, кто хочет. Но в чем его замысел? Каков дальний прицел?

Кстати, недавно мне Шахназаров сказал «по секрету», что ему достоверно известно из интимных источников, что изначальная мечта и ставка «председателя» - стать Генеральным после Брежнева. Может быть, это и не плохо. Посмотрим.

Б. Н. поручено выступать на той неделе с инструктивным докладом перед идеологами со всего Советского Союза по вопросам 30-летия Победы. Опять вкалываем, едва сойдя с самолета. Он уже фактически выполняет роль идеологического секретаря ЦК Так он и воспринял (в разговоре со мной) это новое поручение.

Был в Третьяковке. Там портреты XVIII века из провинциальных захолустий: Новгород, Орел, Ярославль, Самара. Производит. В основном портреты неизвестных авторов, но есть и Панин, Орлов и т.п. И два зала из коллекции, подаренной Третьяковке Сидоровым, особенно советский зал: Ларионов, Машков, Шагал, Кандинский, Малевич, Петров-Водкин и др. Боже, какая прелесть, и как глядится из этих рисунков и картин эпоха - 20-ые годы.

В «Монде» напечатаны большие выдержки из мемуаров Смрковского 1— перепечатано,

Один из лидеров «Пражской весны».

кстати, из итальянского коммунистического журнала. Рассказывает о своих встречах с Брежневым в мае 1968 года, когда Смрковский возглавлял здесь парламентскую делегацию; о самих днях 20-21 августа, о том, как их взяли и привезли на дачу под Москвой, о переговорах в Кремле, о протоколе, об отъезде назад, о Кригеле, который отказался подписать протокол. Между прочим, там приведены слова, которые он сказал Брежневу, Косыгину, подгорному в ЦК КПСС, когда его и других привезли с дачи для начала переговоров (в первых числах сентября):

«Вы, товарищи, разрушили вековую дружбу, которая существовала между нашими народами. Более 100 лет наш народ культивировал в себе славянофильскую любовь к России, 50 лет - любовь и верность Советскому Союзу. Вы были в глазах нашего народа самыми верными друзьями. И вот за одну ночь вы все это разрушили!»

Принимая во внимание, что «акция» предпринята в историческую эпоху, когда нация, как главная форма жизни народа, еще далеко не изжила себя, а в определенной мере даже оживилась, как фактор жизнеспособности и самосознания. Принимая также во внимание, что (по опыту истории) национальное унижение очень долго (если вообще когда-нибудь) не забывается, может быть, и впрямь мы заплатили слишком большую цену, чтобы предотвратить то, что, скорее всего, не случилось бы и так.