Анатолий Черняев - Совместный исход. 1975

Сейчас я, может быть, модернизирую свои тогдашние ощущения (и свой «восторг») от Гефтера довоенного. Но где-то, видимо, близко они лежат от того, чем он был на самом деле. Не надо также забывать, что это «1937-1939 годы»!!

22 июня 1941 года, когда нас собрали в Комаудитории на митинг, говорили многие. И говорил Гефтер. Это был огонь и пламя. Мы уходили вечером без тени растерянности и недоумения, которые охватили, в частности, меня после речи Молотова по радио. А 26-го или 28-го июня (точно не помню) мы уже ехали в эшелоне в сторону Рославля копать противотанковые рвы. Гефтер ехал во главе всего нашего много сотенного отряда в качестве комиссара.

Там он был тоже строг, вездесущ и неумолим. Его называли «Миша», однако, дистанция у него от массы всегда чувствовалась. Его авторитет был беспрекословен и вполне натурален. Все восхищались им и по-настоящему уважали. Да и впрямь! На него выпала нелегкая доля. Нас надо было кормить (и доставать еду где попало, в том числе от бегущих на Восток эвакуированных), надо было поддерживать наш дух и дисциплину, более того - энтузиазм. А потом, когда немец стал нас обходить и не успевали мы дорыть одну линию рвов, как надо было выбираться из пол-окружения и начинать копать на другой позиции - опять же Гефтер был организатором всего этого. Он связывался с воинскими частями, он распределял задания и руководил работой.

Помню, завелись вши. Миша отдал приказ: немедленно всех постричь. И начали стричь. Он, кстати, сам стоял с машинкой и помогал добровольным парикмахерам. Я восстал: у меня была роскошная шевелюра. Миша публично сделал мне длинное внушение, но все же снизошел и разрешил лишь обкорнать меня покороче.

К концу августа начался ропот. Мы то и дело вынуждены были отходить (нас ночью вывозили на машинах). Потому, что мы работали под постоянным наблюдением «рамы» или «костыля», немцы то и дело глубоко обходили нас слева и справа. Ребята призвали Мишу и потребовали, чтобы нам выдали винтовки, иначе нас в один прекрасный день возьмут как гусят в плен. Миша сказал речь (винтовок, конечно, не дали), но, помнится, прежней уверенности в том, что дело не может кончится плохо для всех нас, в его словах и манере уже не было. В конце августа 2-ые, 3-и, 4-ые курсы «по приказу Сталина», конечно, вывезли в Москву. Помню, с какой бешеной скоростью гнал эшелон машинист ночью и днем, а на Киевском вокзале студенты вытащили его из паровоза и минут 20 качали. 1-ый и 5-ый курсы остались. Остался и Гефтер.

Остальное - уже с чужих слов. Они там докопались до того, что попали, наконец, в полное окружение. Выбирались кто как мог. Миша вышел к своим без партбилета: закопал, когда случилась ситуация, из которой он уже не мыслил выбраться.

8 июня 75 г.

Был у меня разговор с Пономаревым. Он сам заболел.

- Слыхали? Про Карпинского и других. И Лацис затесался. Из журнала («Проблемы мира и социализма» в Праге). А это ведь мы его туда посылали. Какой это Лацис?

- Не знаю. Впервые о нем услыхал.

- Это не муж поэтессы, которая ходит часто к нам. Все говорит: «У меня муж, Лацис, такой талантливый, такой талантливый» Вот тебе и талантливый. И Красина 5

Красин - консультант Международного отдела. Пономарев сам, по чьей-то рекомендации, «выписал» его лет 10 назад из Ленинграда. Общался с Роем Медведевым и был «засвечен».

надо поскорей убирать. Как бы он не оказался здесь замешанным. Ведь Рой Медведев тут как тут!

Я попытался втянуть его в серьезный разговор. Наивность Карпинского никого не убеждает. Но за этим и проблема, и трагедия. И я начал было излагать то, что успел прочесть из папки Лациса (там три главы: Сталин против Сталина», «Бухарин против Бухарина» и, кажется, «Ленин против Ленина»). Успел я прочесть только первую, блестяще написанную повесть о том, как Сталин вместе с Бухариным стойко обороняли и проводили ленинскую генеральную линию (после смерти Ленина) и как Троцкий, Зиновьев и К ои проч. потерпели поражение (и потому, что у Сталина в руках был аппарат), и потому что они выступили против утвержденной съездом генеральной линии партии - и оттого с самого начала были обречены. Он приводит уйму цитат из Сталина, которые (я поразился себе) мы все в свое время знали наизусть, в особенности из 1927 года, XV съезда., из которых Сталин, действительно, выглядит последовательным и умелым проводником ленинского (НЭП) подхода к строительству социализма.

Но вот январь 1928 года. Сталин едет в Сибирь и в его речах, опубликованных, оказывается, только в 1949 году, «когда Сталину некого было бояться и не перед чем стесняться», Сталина будто подменили. Он целиком перешел на позиции Троцкого, в чем его эзоповски через полгода уличил Бухарин в своих «заметках экономиста».