Наш проводник совершенно растрогался. Вошел, не замечая того, в воду и, забыв о страхе, крепко прижимает к груди каждого, отталкивает к лодке.
— ...не слушают доброго совета... вот поверишь, кум, привык к ним... самого чуть было не подстрелили... Что ж, хлопцы, дай бог вам удачи. Счастливого пути... довези их, кум, на тот берег, — и он смахнул слезу.
Седобородый дед рывком оттолкнул лодку. Через минуту туман поглотил проводника. Мы глядели туда, где он остался, с чувством признательности к этому человеку за кров и хлеб, за риск и верность.
Сильные удары весел толкали лодку. Под тяжестью шести человек она грузно скользит по волнам. Девушка с кормы, улыбаясь, черпала ладонью воду. Раз, другой. У нее круглое лицо, русые волосы, яркие губы.
— Сыны, вы идете к своим... — говорит дед, — хвалю за это... Всякий человек должен дорожить словом... Раз присягнул... держись честно, до конца... и свет на том стоит. А иначе как жить? Насмотрелся я в последние дни... Враг ударил, а они, здоровые, молодые парни, плетутся по дорогам, как нищие, и оседают в селах, прельщенные юбкой... Срам, и не знаешь, куда глаза деть... Вы не чета им... значит, жив еще наш казацкий дух.
Ближе к середине реки течение было довольно сильным. Лодку начало сносить. Дед вглядывался в туман, привычными движениями опускал весла.
— ...Прошлой ночью перевозил, германец бросал ракеты, да обошлось, — он улыбнулся. — Дело хлопотное, — и поглядел на нас. — А вы не промах, как ты находишь, внучка?
— Мне нравятся наши командиры, — проговорила девушка-кормчий и смело повела глазами.
Решимость, с которой старик делал свою работу, его лестные слова и красивая девушка, делившая с нами риск опасного плавания, заставляли забыть минувшую ночь, забыть и тех, кто встречал нас печальными взглядами и провожал со слезами, будто обреченных.
Слева маячили деревья. Темной стеной надвигался берег. Лодка сделала поворот и, раздвинув носом камыши, выскочила из воды.
— Ну, хлопцы, счастливого пути... верю... вернетесь... будем ждать.
Дед жал каждому руку. Смущенный кормчий прикладывалась губами.
— Там наш двор, — девушка указала в сторону, а дед напутствовал:
— До железной дороги идите болотом, спешите, пока туман... В селе Песочки германцев много... Смотрите в оба.
* * *
Говорят, время неузнаваемо преображает людей. Солдаты минувшей войны, если они сражались с первого до последнего дня, не признают этих утверждений. Я разделяю их точку зрения — меняется внешний облик человека. Но годы бессильны стереть то, что дано ему от природы в сгустке его духовных свойств.
Я не знал имена людей из села Васильки. Больше я никогда их не видел. Старик, первый, кто встречал нас, жил у самой кромки леса. Хозяину хаты, куда он проводил нас, было лет под шестьдесят. Дочь его и сноха — обе они старше меня — одна на год или два, другая больше. О седобородом лодочнике из села Хрули могу сказать только то, что он принадлежал к породе крепких людей. Возраст их не всякий назовет сразу. Цельность и сила натуры их затеняют то, что человек утратил под бременем лет. Его внучке — юной девушке — тогда исполнилось шестнадцать-семнадцать лет. Гибкий стройный стан, лицо с круглыми полными щеками. В синих глазах девушки светилась горячая приверженность к идеалам, во имя которых мы сражались.
Память о людях села Васильки и сегодня согревает мое сердце. Если бы они предстали, я узнаю их, потому что в памяти отложились не только выражения лиц, но и душа человека в то мгновение, когда он ставит на карту жизнь. Все они — дед, хозяин-проводник, лодочник — не страшились наказаний за свои поступки. Для истинных патриотов своей земли немыслимо жить по-другому. Тот, кто прибегал к ним, — близкий, родной, сын или брат, хоть они и видели его впервые. Мыслимо ли закрыть перед ним дверь? И чем хуже ему, тем он родней и ближе соотчичам.
Да! В движении лет не изгладятся в памяти лица, дорогие солдату, потому что они воплощают черты, присущие миллионам людей, связанных общностью крови и духа, тех, кого мы зовем народ, они одушевляют сущность понятия Родины. Они родят сыновей, бодрствуют, не смыкая глаз, у колыбели, растят, лелеют и потом без устали следят за полями сражений, орошая слезами радости и горя их подвиги...
Спустя полгода после выхода в свет первого издания этой книги я получил письма школьников села Васильки. Они пишут:
( OCR : К сожалению, письма читателей и однополчан в книге приведены в виде иллюстраций. А ввиду слишком плохого качества печати на них ничего нельзя разобрать. Далее придется указывать на их месте «нечитаемое письмо». Первое нечитаемое письмо, стр. 417–419.)
Читать дальше