Лев Лобанов: Всем смертям назло. Записки фронтового летчика

Это была Сильва. Стоя на столике штурманского компаса и опираясь на кольцо турели, она остервенело лаяла на лучи прожекторов, на каждый пролетающий рядом снаряд.

Мы отбомбились и почти вышли из зоны обстрела, когда рядом разорвался шальной снаряд «эрликона». Сильва упала к ногам Атаманова. Штурман подхватил ее на руки — белый, еще теплый комочек был уже мертв. Осколок насквозь пробил ее маленькую головку.

Мы похоронили ее на нашей стоянке…

Снежным и холодным выдался январь сорок четвертого. Летная погода — редкость. На одном из полевых аэродромов 3-го Украинского фронта базируются сразу два полка: истребительный — на Яках, и наш — ночной бомбардировочный на самолетах Р-5. Стоянки в противоположных сторонах заснеженной поляны, рулежные дорожки у каждого полка свои, а взлетная полоса общая. И живем в одном селе.

Хозяйство тоже единое, даже столовая, хотя ходить питаться приходится по очереди. Ну и клуб, конечно, общий. Когда кино привезут или танцы под патефон устроят — все поровну, никто не в обиде.

Истребители — народ молодой, веселый и задиристый. Но со странностями — любят почесать языки и перемыть косточки любому, кто попадается в зону их внимания. Впрочем, дрались они здорово, за себя постоять умели и врагу спуску не давали. Странности же объяснялись довольно просто: то был женский истребительный полк.

Ночники, напротив, в большинстве своем люди степенные, неторопливые. Под стать их тихоходам. На поджарые Яки посматривали несколько снисходительно и даже с долей шутливой пренебрежительности: что, мол, за машины — непонятно, так, шило какое-то…

Однако если случалось им увидеть днем схватку соседок с «мессерами», то страшно волновались и готовы были броситься на помощь даже на своих ночных бомбардировщиках. После окончания боя, когда Яки благополучно занимали места в капонирах, у мужчин только и разговоров было, что о геройстве женщин.

Если честно, то ночники даже немного побаивались своих задиристых соседок, точнее, их острых язычков и язвительного смеха. Без подначки да без шутки девушки-истребители шагу не ступали, подтрунивая над сильным полом:

— Тоже мне авиация… Еще царь Додон, говорят, на таких динозаврах летал, а вы до сих пор расстаться с ними не можете! Живете как-то не по-людски: когда спать полагается — вас носит где-то нелегкая. Выдалось время погулять или на природу полюбоваться — дрыхнете, словно медведи в берлогах. Одно расстройство нам с такими соседями…

Но, когда глухой метельной ночью, заглушая вой штормового ветра, прогудит над крышами взлетевший Р-5, поднимались девчата с постелей и долго не смыкали глаз: куда же понесло соседей в такую непогодь да темень. Метеоусловия — невозможные для полетов, а они — летают, хоть и машины у них не первой молодости, да и радио не имеют. Одно слово — летчики!

Вот так, при великом уважении друг к другу, но не упуская случая подпустить шпильку, и жили на одном аэродроме два полка, спаянные фронтовой дружбой и единой целью — бить врага.

Между тем кончался январь. Ослабели снегопады, усилился мороз. Снег на взлетной полосе выровняли и прикатали, и оба полка принялись работать в полную силу.

Однажды утром, вернувшись с выполнения задания и зарулив на стоянку, я услыхал вой сирены. Боевая тревога! Бросился было к штабной землянке, но добежать туда не успел: из-за леса вынырнули десятка два бомбардировщиков «Мессершмитт-110».

Вместе со штурманом я скатился в ближайшую щель. Немецкие самолеты выстроились кругом — и началось. Соблюдая очередность, бомбовозы «клевали» носом, пикировали, сбрасывая свой смертельный груз. Один самолет выходил из пике и пристраивался к кругу. За ним пикировал следующий, и казалось, не будет конца их проклятому завыванию.

Мы вжимались, как могли, в дно щели. Сверху сыпалась мелкая колючая крошка, поднятая взрывами. Что скрывать, было жутковато. И вдруг в какофонию бомбежки примешался совсем посторонний звук… Я выглянул наружу. Все на аэродроме визжало, выло и стонало. Землю встряхивало, как на решетке. Повернулся в сторону капониров женского полка и не поверил своим глазам.

— Штурман, Яки взлетают!

Прямо со стоянок, окутавшись облаком снежной пыли, взлетали среди взрывов два истребителя. Они поднялись, мгновенно убрали шасси и, набрав скорость, свечой бросились вверх.

В следующую же секунду два «мессершмитта», шедшие в строю общего курса, повалились с распоротыми животами на крыло и, охваченные дымным пламенем, рухнули. Высоко взметнулись столбы дыма, огня и снега. Следом донеслись два глухих взрыва — последний «привет» от бывших экипажей гитлеровских машин.