Тамара Леонтьева - Лихачев

— Путевка для вас в Кисловодск обеспечена, но я бы на вашем месте ни за что сейчас не уехал, — сказал Лихачев.

— А вы зачем едете? — воскликнул Ципулин. — Я тоже на вашем месте не уехал бы.

Вот в чем тут было дело. Ципулин считал, что Лихачев бросал его здесь на произвол судьбы, вместо того чтоб поддержать, когда будет обсуждаться проект расширения завода.

— Но я не проектировал реконструкцию завода, — воскликнул живо Лихачев, давая понять, что Ципулин первый отгородился от него.

— Да, я проектировал. Но что из этого… Я сделал как умел, а Марк Лаврентьевич все равно все сделает по-своему. Я, например, исходил из того, что лучше приложить все силы для усовершенствования старой хорошей машины, чем гнаться за неизвестной новой. А он привез новую.

— И с большими недостатками, — сказал Лихачев. — Низко сидит мост, прямо за землю цепляется.

Потом слабость коробки скоростей. Я уже не говорю о дюймовом стандарте. Надо изменить все карданное соединение, рессорную подвеску да и многое другое. Ципулин помолчал, подумал и улыбнулся.

— А вы, Иван Алексеевич, молодец… Основательно стали разбираться.

— Стараюсь! — усмехнулся Лихачев.

— Вот видите! А вы за границу уезжаете, — сказал Ципулин жалобно.

— Теперь уж вопрос решен. Лучше скажите, кого мне взять с собой.

— Надо взять Лялина. Он конструктор и будет вам исключительно полезен.

Таким образом, список отъезжающих за границу, который был составлен Лихачевым и Игнатовым, включал нескольких заводских инженеров, Голяева и Лялина в первую очередь. Они были из тех, кем не надо было командовать. Они понимали и без всякой команды, что нужно было делать в ту или иную минуту.

В начале апреля 1929 года Лихачев с группой заводских инженеров выехал из Москвы. В Москве была зима, а в Варшаве шел дождь и цвели подснежники. Поезд в Варшаве стоял два часа. Взяли такси, поехали в город посмотреть достопримечательности. Шофер попался обстоятельный. Он отлично понимал по-русски, хотя и делал вид, что не понимает. Впрочем, это было лишь в начале поездки. Когда они проехали по Иерусалимской аллее до Маршалковской улицы, он уже на чисто русском языке рассказывал историю площадей и улиц Варшавы как заправский гид. Он был, очевидно, эмигрант, но никто не спросил его об этом.

Свернули через площадь Трех Крестов на Новый свят.

Лихачеву запомнился этот Новый свят с пестрыми, цветастыми витринами магазинов, удивительно похожий на Столешников переулок Москвы. Здесь время будто остановилось. Булыжные мостовые и черепичные скаты крыш, должно быть, выглядели так же, как и сто лет назад.

Назавтра, когда поезд шел уже где-то возле Познани, перед его глазами все еще стояли крутые красные башни Барбакана, высокий костел святого Креста, где в одной из колонн вмуровано сердце Шопена, дворец короля Августа. Лихачев впервые был за границей и все время помнил об этом. Он за границей! Много раз в юности мечтал он о такой поездке.

Лихачев уезжал из Москвы, когда дочь была больна. Брат Василий предложил перевезти его семью из их тесной квартиры в Гнездниковском переулке на дачу в Серебряный бор. На этой казенной даче жили три семьи, у Лихачева была там всего одна комната и терраса на втором этаже, но зато сосны, песок, высокое небо и Москва-река, куда он сам бегал купаться, вспоминались ему теперь постоянно.

И Василий, конечно, уже выполнил свое обещание. Семья Лихачевых была всегда дружной, спаянной. Брат Василий был по-прежнему особенно близок ему. Он был директором Кусковского химического завода. Двое братьев были токарями: один на авиационном заводе, другой на заводе «Спартак». Когда они собирались вместе по праздникам, стулья занимали у соседей.

Мать, жена и дочь были для Ивана Алексеевича счастливым прибежищем, миром, который не хотелось покидать никогда.

Он стряхивал с себя эти мысли, не давая им разрастись. Впервые он так много думал о доме. Обычно все его мысли с утра и до ночи были заняты заводскими делами.

С завода он возвращался поздно, смотрел на спящую дочку и, если она просыпалась, задавал ей несуразные вопросы, а жене отвечал невпопад. Зато теперь, и это было неожиданно для жены, каждые два дня приходило письмо.

Первое письмо из Берлина Лихачев написал жене 12 апреля 1929 года.

«Шлю тебе европейский привет. Доехали благополучно. Выехали из Москвы, была зима. Приехали в Берлин, здесь весна в полном разгаре. Тепло, погода солнечная. Живем в советском посольстве. Товарищи заставили меня купить шляпу и белый воротничок, иначе обращают внимание. Жить здесь неплохо, но все же, как ты понимаешь, в России мне правится лучше».