Тамара Леонтьева - Лихачев

Ципулин горестно соглашался, что просить технической помощи у американских воротил при столь мизерных масштабах просто смешно.

Наконец Сорокин прислал решающее письмо на роскошной бумаге с водяными знаками. В нем он сообщал, что выбрал примерный образец машины, называемый «Автокар», и просил санкционировать этот выбор. Он прилагал фотографии машины.

Лихачев хотя и понимал, что Сорокину важно получить согласие директора завода, но дать оценку «Автокару» по фотографии отказался.

Председатель Автотреста со свойственной ему самоуверенностью пренебрег этим. Он купил машину и решил везти ее в Москву на свой страх и риск.

Следующее его письмо было предельно официальным. Он сообщал, что ему удалось достигнуть принципиального согласия целой группы американских автостроителей, которые хотят оказать АМО широкую техническую помощь. Во главе их стоит известный американский инженер Брандт, имеющий в Нью-Йорке собственную фирму. Он берется разместить в габаритах, предусмотренных Ципулиным, оборудование для выпуска 25 тысяч автомашин в год.

Самоуверенные слова американца, должно быть, нравились Сорокину, и он подчеркнул их, сопровождая восклицательными знаками.

Двадцать пять тысяч машин!!!

Это казалось невероятным.

Ципулин засмеялся.

— Как это вы любите говорить, Иван Алексеевич, подождем, дорога котомку увяжет!

— Что правда, то правда, — сказал Лихачев. — Подождем.

Ждать пришлось недолго.

Месяц спустя Сорокин вернулся из Америки и привез образец «Автокара». Лихачев сразу же помчался в Автотрест смотреть машину. Но оказалось, что «Автокар» еще не прибыл, его только обещали доставить в ближайшие дни. Марк Лаврентьевич был обижен: почему не ответили на его письмо и не сообщили, согласны ли с выбором машины. Конечно, он обошелся и без этого согласия, но, увидев Лихачева, прежде всего напомнил:

— Я ждал вашего ответа!

— Что же можно было ответить? — нахмурился Лихачев. — У нас ни чертежей, ни исходных технических данных, ничего нет… по фотографии?

Сорокин уклонился от прямого ответа и спросил:

— Семенов говорил тебе, что американцы приедут в первой половине августа. Хорошо бы обеспечить к их приезду все необходимые материалы, чтобы они сразу приступили к делу.

— А что же будет с проектом Владимира Ивановича?

— Он не возражает. Он нам и проект свой посылал в Германию. Брандт с его проектом познакомился. Когда они приедут, будут руководить нашими инженерами, то всю реорганизацию закончат в шестнадцать месяцев.

— Вот как! — воскликнул Лихачев. — Они собираются нами руководить?

— Наши инженеры не останутся в претензии, — сказал Сорокин. — Платить будем аккордно… Это им будет выгодно. По крайней мере, той группе товарищей, которые захотят работать под началом американцев.

— Ах, выгодно?! Бывает, пошел по шерсть, а воротился стриженый.

— Конечно, выгодно, — сказал Сорокин, не поняв иронии. — Надо, чтобы они пообтерлись около американцев и приобрели новые навыки работы. Проведем реорганизацию не только производства, но и системы учета, бухгалтерии, нормирования.

— Понятно, — твердо сказал Лихачев. Сорокин опешил от его отчужденного тона.

— Постой, постой. Я тебя что-то не пойму.

— А что тут понимать, Марк Лаврентьевич. Посмотрим раньше, что это за проекты. И что это за американцы. Приезжали уже тут американцы.

— Ты не сердись. Они тут совершенно ни при чем. Они народ подневольный.

— Я на них и не сержусь, — сказал Лихачев, подумав. — Но почему этот подневольный народ должен руководить нами? Я всегда спрашиваю, — сказал он, — зачем они за это берутся. В чем их выгода?

— Просто им нужна работа.

— Кому? Брандту? Вы говорили, что у него своя фирма.

— А фирме разве не нужны заказы?.. На них сердиться не надо. Они мыслят иными категориями.

— Я знаю, — сказал Лихачев. — Я вижу, что нам надо было сначала изучать азбуку капитализма, а потом уж азбуку коммунизма, а у нас все шиворот-навыворот получается.

— Что касается меня, Иван Алексеевич, то должен тебе сказать, что азбуку капитализма я хорошо освоил, — с оттенком обиды сказал председатель Автотреста.

Лихачев вздохнул, вспомнив, что Сорокин и в самом деле прожил в Америке много лет и, следовательно, не мог не быть знаком с теми традиционными явлениями беспощадной капиталистической действительности, которые он называл «азбукой капитализма».

Сорокин задумался и после длительного молчания начал говорить необычно для себя, осторожно, подбирая слова: