Михаил Колесников - Таким был Рихард Зорге

Партийный билет № 0049927… Когда Зорге уже не будет, останется партбилет, сохранится навечно в партийных архивах. У Рихарда хорошая память. Профсоюзный билет № 148990. Когда состоял в КПГ, номер партийного билета был 08678…

Номер партийного билета — это его пароль. Пароль врагам не сообщают, его хранят в своем сердце.

Он вдумчиво прослеживает события своей жизни, рассказывает о своих теоретических работах.

И постепенно перед нами вырисовывается облик человека, беззаветно преданного идеям коммунизма, рыцаря без страха и упрека, борца за мир, великого патриота Советского Союза, пожертвовавшего для Родины всем. Он дрался в окружении, но победил. Его приход сначала в КПГ, а затем в компартию Советского Союза — не случайность, а логический результат глубоких размышлений над судьбами мира. В главе записок «Мое изучение Японии» он анализирует свою деятельность в Японии, указывает, какое значение для разведывательной работы имело кропотливое изучение экономики, истории, культуры страны. «Я усердно изучал древнюю историю Японии (она и по сей день вызывает у меня интерес)…» В последних словах весь Зорге — ученый, исследователь, мыслитель. Даже на краю смерти он в состоянии думать о древней истории Японии, жалеть, что какие-то книги остались непрочитанными, незаконспектированными. Да, ему так и не удалось закончить книгу о Японии, успел написать всего триста страниц…

Записки Бранно Вукелича предельно лаконичны: всего пятнадцать страниц. Он также рассказывает, как политические события в Югославии и во всем мире привели его в ряды коммунистической партии, почему он согласился перейти на секретную работу. «Цель нашей организации — защищать Советский Союз от иностранного вмешательства». Очень тепло отзывается он о Зорге как о чутком, отзывчивом товарище и друге, истинном коммунисте.

Ни Зорге, ни Вукелич, ни Одзаки, ни другие члены организации в своих записках не выдают никаких секретов — это завещания, рассказ о своей духовной жизни.

Уже находясь в камере смертников, Одзаки написал: «Ведь если вдуматься, я счастливый человек. Всегда и повсюду я сталкивался с проявлениями людской любви. Оглядываясь на прожитую жизнь, я думаю: ее освещала любовь, которая была как звезды, что сияют сейчас над землей; а дружба, сверкавшая среди них звездой первой величины…» Свои записки Одзаки облек в форму писем своей жене. (Позднее они были изданы под заглавием «Любовь, подобная падающей звезде».)

Он рассказывает о фактах своей жизни, о несправедливостях мира, которые побудили его избрать дорогу революционера-профессионала. В записках излагаются не только взгляды Одзаки на проблемы внутренней и внешней политики страны, но и даются оценки внутриполитического и международного положения Японии накануне и в годы второй мировой войны. Он рекомендует правительству использовать советское посредничество в китайском вопросе, ратует за широкое сотрудничество Японии и СССР.

Заседания Токийского районного суда проходили в августе — сентябре 1943 года. «Заседания суда по делам Зорге, Вукелича, меня, Отто и других проходили отдельно», — свидетельствует Клаузен. Судьи в черных с сиреневой расшивкой накидках, в высоких головных уборах меланхолично выслушивали Зорге. Что бы он там ни говорил, его участь уже была решена. Он был опасный, самый опасный… Таким пощады нет. Закрытое заседание не отличалось многолюдностью: коллегия из семи человек, стража, начальник контрразведки — вот и все.

Как построил защиту Зорге?

Прежде всего он вновь приложил все усилия, чтобы защитить своих товарищей. Приводил доводы, оправдывающие Макса, Анну, Бранко. Начал он так: «Японские законы являются предметом обсуждения как в широком смысле, так и в отношении каждой буквы текста. Хотя утечка информации, откровенно говоря, может быть наказана по закону, но на практике японская специальная система не налагает ответственности за сохранение тайны. Мне кажется, что при составлении обвинительного акта недостаточно внимания было уделено нашей деятельности и характеру информации, которую мы получали…»

Он обвинял японское правосудие в недомыслии, обвинял всю японскую систему, считал японские законы несовершенными. Нет, за всю долголетнюю службу японским судьям еще не приходилось слышать ничего подобного.

Он был последователен, логичен, знал экспансивный характер японцев, тонко провоцировал на дискуссию.

И дискуссия с подсудимым завязалась. Сначала в виде грубых окриков; потом Зорге стали объяснять сущность японского законодательства. Постепенно из обвиняемого он превратился в грозного обвинителя.