Жак Эрс - Людовик XI. Ремесло короля

Через Филельфо, Джакомо Амманати (назьваемого Пикколомини), кардинала Павии, и Донато Аччаюоли — выдающегося эллиниста, игравшего первую роль в «Камальдульских беседах» под председательством Лоренцо Медичи, — Людовик закупил в Италии, в частности, во Флоренции и Риме, множество латинских и греческих манускриптов (Иосифа Флавия, Плутарха, Сенеки). В то время как его отец Карл VII держал в небрежении королевскую библиотеку Карла V, Людовик позаботился о ее пополнении трудами итальянских гуманистов — Бартоломео Пизанского («О соответствии жизни блаженного Франциска жизни Господа Иисуса», «Житие и похвала Пресвятой Деве», «Проповеди о презрении к миру»), Гаспарино из Бергамо, который преподавал в Милане латынь («Трактат о композиции», «Трактат об орфографии», напечатанный в Париже в конце века), Джованни Антонио Кампани, сына простой крестьянки, которая, как говорят, родила его под лавровым деревом (сначала он был пастухом, а потом выучил латынь во Флоренции и греческий в Перудже, умер в 1477 году), а также Родригеса, студента из Саламанки, епископа Заморы, который, прибыв в Рим вместе с папой Калистом III в 1458 году, пробыл там до своей смерти в 1470 году («Зерцало человеческой жизни» — трактат о морали, отпечатанный в Риме в 1468 году и переведенный на французский язык в Лионе в 1477 и 1482 годах).

Хранителем этой библиотеки долгое время был Робер Гаген, уроженец Арраса, монах ордена тринитариев. Он изучал латынь и греческий в Париже, был послан в Гранаду для выкупа плененных христиан и поступил на службу к королю, который доверил ему несколько поручений, в частности, в Германии в 1477 году. Гуманист, переводчик Тита Ливия и Цезаря, переписчик Светония и «Энеиды», автор трактата «De arte metrificandi» [18] «Об искусстве стихосложения» (лат.). , он рекомендовал своим ученикам изучать Лукреция, Горация и Ювенала. Они с королем придали королевской библиотеке такой блеск, что один итальянский посол назвал ее среди четырех главных достопримечательностей, увиденных им во Франции. У нас нет ни каталога, ни реестра выдачи книг, и мы не знаем, где хранились эти труды. Ясно одно: Людовик держал часть из них при себе даже во время переездов. В 1481 году конюшенным слугам было велено закупить «толстое полотно для оборачивания книг короля, поместить их в деревянный сундук и в бочку и привезти из Мирбо в Тур».

О том, что он призвал в Париж нескольких ученых мужей, оторвав их от трудов и покровителей, говорят нечасто, однако этот факт не вызывает сомнений. Так было с Галеатусом Мартинсом, уроженцем Италии, поселившимся в Венгрии под покровительством короля Матиаса Корвина; с Иоганном Рейхлином, родившимся в Пфорхайме, который учился в Париже, был вынужден вернуться в Германию, сопровождая сына маркграфа Баденского, но тотчас возвратился во Францию, совершенствовался в греческом языке и литературе под руководством Гермонима Спартанского, потом стал лиценциатом права в Орлеане в 1481 году. То же относится к немецким печатникам, набранным в Страсбурге и даже в Риме. Братья Мартин и Михаэль Ульрихи, жившие в гостинице «Золотое солнце» на улице Сен-Жак, напечатали «Перечень сомнений в вере» Бартоломео Пизанского, «Диалоги» Вильгельма Оккама и «Гомилии» святого Григория.

Таким образом, можно присоединиться к мнению Габриеля Ноде — сведущего человека, библиотекаря Мазарини, — который в 1630 году задался вопросом, «по какой причине историки пишут, будто Людовик XI был невеждой»; сам он превозносил короля Франции наряду с такими государями-гуманистами, как Лоренцо Великолепный, Альфонс Неаполитанский и Матиас Корвин. «По какой причине»? Во-первых, потому, что хронисты, к которым обращаются чаще всего, в том числе Коммин и Жан де Руа, совсем не интересовались воспитанием короля, его познаниями — одним словом, его личностью, и в основном говорили о событиях, войнах и заговорах. Во-вторых, несколько авторов с удовольствием приводили слова короля, который якобы сказал, обращаясь к дофину, что тот будет в достаточной мере знать латынь, если запомнит выражение «Qui nescit dissimulare nescit regnare» («Кто не умеет скрывать, не умеет править»). Но это значило намеренно вырвать фразу из контекста: речь шла лишь о политике и об искусстве управления; кроме того, Людовик (похоже, с полным на то основанием) мог усомниться в желании сына узнать больше. Но этого достаточно, чтобы представить короля «неотесанным, грубого нрава, врагом учености». С другой стороны, нельзя упускать из виду, какой вред принесли репутации Людовика XI враждебные свидетельства, собранные во время бракоразводного процесса Людовика XII, а еще более писатели, состоявшие на жалованье у Франциска I, которые старались составить своему королю репутацию великого мецената и человека тонкого вкуса, совершенно произвольным образом противопоставляя его Людовику XI — удачливому в политике, торжествующему над своими врагами, но неотесанному, невежественному, по меньшей мере, равнодушному к литературе и искусству. Все это сложилось в своего рода заговор против памяти Людовика XI и с целью создания мифа о Людовике XII и Франциске I.