Максут Алиханов-Аварский - Поход в Хиву (кавказских отрядов). 1873. Степь и оазис.

После этого Кауфман вошел во дворец, который уже занимала одна из наших рот и где его ожидали депутации от города и окрестного населения, и, поднявшись на одну из его галлерей, — где стояло какое-то подобие трона, сидя на котором хан чинил обыкновенно свой суд, — обратился к присутствующим туземцам с такими словами:

— Ведайте сами и передайте всем, что теперь вражда наша кончена и что отныне вы встретите в нас только своих покровителей. Пусть народ пребывает в полном спокойствии и обратится к своим мирным занятиям: войска великого Ак-Падишаха (Белого Царя.) не только сами не обидят никого, но и никому не даедут их в обиду, пока мы находимся в пределах ханства. За это я вам ручаюсь. Но помните и передайте также и то, что не будет никакой пощады тем, которые в точности не исполнят моих приказаний и последуют наущениям людей безрассудных и зловредных. Ваше благополучие, следовательно, будет зависеть от вашего благоразумия и покорности.

Войска после этого остались в цитадели, а Кауфман выехал из города в сопровождении своей конвойной сотни и посетил лагери Кавказцев и Оренбуржцев, где также поздравлял и благодарил все части. После этого он навестил генерала Веревкина, а затем и нас, раненых офицеров. В моей [275] кибитке он провел с четверть часа, усевшись на единственный складной табурет и весьма любезно расспрашивал о состоянии моих ран и о деле, в котором они были получены. Второму посетителю, вошедшему в мое жилище вместе с генералом, сесть было не на что и он прослушал мой рассказ стоя. Между тем оказалось, что это был Великий Князь Николай Константинович, которого походный загар изменил в такой степени, что я не узнал его и принял, по погонам, за капитана генерального штаба из обыкновенных смертных. Его Высочество, как и герцог Лейхтенбергский, посещали нас, раненых, и впоследствии.

В тот же день вечером генерал Кауфман отправил с двумя джигитами в Ташкент, для передачи в Петербург, телеграмму такого содержания:

«Войска Оренбургского, Кавказского и Туркестанского отрядов, мужественно и честно одолев неимоверные трудности, поставляемые природою на тысячеверстных пространствах, которые каждому из них пришлось совершить, храбро и молодецки отразили все попытки неприятеля заградить им путь к цели движения, к городу Хиве, и разбив на всех пунктах туркменские и хивинские скопища, торжественно вошли и заняли 29 сего мая павшую пред ними столицу ханства. 30 мая, в годовщину рождения императора Петра И, в войсках отслужено молебествие за здравие Вашего Императорского Величества и панихида за упокой Петра И и подвижников, [276] убиенных в войне с Хивою. Хан Хивинский, не выждав ответа от меня на предложение его полной покорности и сдачи себя и ханства, увлеченный воинственною партиею, бежал из города и скрывается ныне в среде юмудов, неизвестно в какой именно местности. Войска Вашего Императорского Величества бодры, веселы, здоровы».

Так завершился день падения Хивы. Чувствую, что здесь было бы уместно более или менее обстоятельное описание своеобразных достопримечательностей этого издревле невольничьего рынка Средней Азии. Но, как я уже говорил, мне, к сожалению, не пришлось видеть Хиву и могу поэтому поделиться только теми скудными сведениями о ней, которые я собирал лежа на носилках…

Столица древнего Ховаразма не такой в сущности значительный и многолюдный город, как это можно было думать, судя по протяжению его внешеней ограды. Она простирается до семи верст, имеет грушевидное очертание и по своей профили довольно внушительна, если хотите, но только для противника, не имеющего артиллерии. Она представляет глинобитную, чрезвычайно массивную зубчатую стену, имеющую 5 сажень высоты, прорезанную густо расположенными бойницами и через каждые 20 сажень полукруглыми башнями. Вдоль всей ограды тянется ров, которым большею частью служат весьма значительные ирригационные каналы. Ворот одиннадцать и по сторонам каждых из них — две высокие башни. Но [277] внутреннее пространство, охваченное этой оградой и представляющее гладкую равнину, только на половину занято постройками 25 тысячного населения города; остальное — обширные пустыри среди нескольких больших садов и кладбищ. В центре города, по восточному обыкновению, расположен так называемый арк или цитадель. Он представляет правильный четыреугольник в 200 и 300 сажень по сторонам, тесно застроенный и обнесенный оградою еще более высокой, чем внешняя, но с такой же массой башень, между которыми особенно выделяются своими размерами четыре угловые. В арке расположен ханский дворец, — обширное кирпичное здание с несколькими дворами, в архитектурном отношении не представляющее ничего особенного. То же самое можно сказать о мечетях и медресе, разбросанных в городе и в цитадели, об обширном караван-сарае из жженого кирпича и о крытом базаре. Затем, все остальные постройки города и его арка представляют в общем невообразимый лабиринт глинобитных сакель, обращенных внутрь своими фасадами и тесно скученных по сторонам кривых и узких улиц. По городу проходит и разветвляется в нем многоводный канал Палван-ата. Вообще, воды и зелени масса как в самой Хиве, так и в ее окрестностях.